Последний сеанс в “Маркизе”

*Городок Ред Последний сеанс в “Маркизе”

клифф, штат Огайо. 1976 год. Последний день октября.*

Кинотеатр «Маркиз» закрывался навсегда.

Его красные бархатные кресла выцвели, проектор давно хрипел, как старик с эмфиземой, а запах попкорна смешался с плесенью и чем-то ещё — чем-то тяжёлым, как дыхание из подвала. Но для 17-летнего Бена Трэвиса это был храм. Последнее место, где он чувствовал себя живым — особенно после того, как его младшая сестра Лиззи исчезла год назад. Полиция сдалась. Родители — тоже. Только Бен продолжал искать. И каждую ночь, после закрытия, он оставался в «Маркизе» — смотрел старые кадры, искал *её* лицо в толпе зрителей на архивных съёмках.

Сегодня — последний сеанс. Фильм ужасов 1957 года — *«Око в зеркале»*. Редкая копия. Привезли из Чикаго специально для финального показа. Говорили, фильм проклят: после его премьеры в ’57-м в трёх городах исчезло по ребёнку. Прокат быстро свернули. Плёнку спрятали.

Но кто-то её нашёл.

Бен работал кассиром. Зал был полон — в основном, любопытные и ностальгирующие старики. Он заметил *его* сразу: мужчина в длинном пальто, сидящий в самом последнем ряду. Без билета. Без лица — в смысле, его черты будто расплывались, когда на него смотришь. Бен моргнул — мужчина исчез. Потом снова появился — уже в середине зала. Потом — в первом ряду, спиной к экрану. *Смотрел на зрителей.*

Фильм начался.

На экране — старая история: девушка находит зеркало, в котором отражается не она, а *что-то*, что хочет выйти. Классика. Но через 12 минут Бен заметил: в кадре мелькнула *Лиззи*. В толпе на улице. В платье, в котором она исчезла. Улыбалась. Махнула *ему*.

— Нет… — прошептал Бен, вскакивая с места.

Он побежал к проекторной. Дверь была заперта изнутри. Он вышиб её плечом.

Внутри — никого. Только проектор, гудящий, как раненый зверь. И плёнка — мелькала слишком быстро. Кадры прыгали. На экране в зале теперь шли *другие* сцены — не из фильма. Дети, бегущие по лесу. Пустые качели. Лиззи, стоящая у зеркала кричащая без звука.

Бен схватил ножницы, чтобы разрезать плёнку — и в этот момент *что-то* схватило его за лодыжку.

Он упал. Посмотрел вниз.

Из проектора выползала *тень*. Не дым. Не жидкость. Живая тень — с пальцами, с глазами, с ртом, полным иголок. Она обвила его ногу, потянула к проектору.

— ТЫ ДОЛЖЕН ВОЙТИ, — прошипело *оно*, голосом, составленным из криков всех пропавших детей. — ОНА ЖДЁТ ТЕБЯ ЗА ЗЕРКАЛОМ.

Бен вырвался, ударив тень раскалённой лампой проектора. Она взвизгнула — звук, от которого кровь стыла. Он рванул в зал.

Зрители сидели неподвижно. Все. Глаза закрыты. Рты приоткрыты. Из них медленно вытекала *тень* — тонкие нити, как паутина, тянувшиеся к экрану.

На экране теперь был *он* — мужчина в пальто. Он стоял в зале «Маркиза». Смотрел прямо в камеру. Потом медленно поднял руку — и *указал на Бена*.

— Беги, — прошептала Лиззи с экрана. — Он не хочет тебя. Он хочет *всех*. Ты — последний, кто ещё *видит*.

Бен рванул к выходу. Двери не открывались. Замки щёлкнули сами. Окна — запотели изнутри, покрылись рисунками пальцев. *Его* пальцев.

Тень выползала из экрана. Из ушей зрителей. Из щелей в полу. Она заполняла зал. Обволакивала кресла. Ползла по стенам. Шептала имена. *Лиззи. Томми. Марта. Дэвид. Джесси.*

Бен вспомнил историю, которую рассказывал ему старый проекционист перед смертью:

> *«Зеркало — это не предмет. Это дверь. А фильмы — ключи. Особенно те, где дети плачут, а взрослые не слышат».*

Он рванул на сцену. Схватил занавес. Потянул — ткань разорвалась, обнажив огромное зеркало за экраном. То самое, о котором говорилось в фильме. Оно не отражало зал. Оно отражало *другой* «Маркиз» — пустой, с разбитыми креслами и кровью на стенах. И там, посреди зала, стояла Лиззи. Живая. Плачущая.

— Бен! — закричала она. — Не смотри в глаза Тому, кто в пальто! Он крадёт отражения!

Бен обернулся.

Мужчина в пальто стоял в метре от него. Его лицо теперь было чётким — оно *составлялось* из лиц всех пропавших детей. Глаза Лиззи. Рот Томми. Волосы Марты.

— Я не вор. Я *хранитель*, — прошептал он. — Они не исчезли. Они *отражены*. Навсегда. А ты… ты будешь последним. Последним зрителем. Последним, кто *запомнит* их лица.

Бен схватил со сцены старый микрофон — тяжёлый, чугунный. И врезал им мужчине в лицо.

Тот не закричал. Не упал. *Разбился.* Как стекло. На тысячи осколков. Каждый — с чьим-то глазом. Чьим-то криком. Чьей-то слезой.

Зеркало задрожало. Из него полезли руки. Детские. Тянулись к Бену.

— Возьми меня! — кричала Лиззи. — Быстрее!

Бен бросился к зеркалу — и *прыгнул*.

Он ожидал холода. Боли. Тьмы.

Но оказался… в кинотеатре. Пустом. Чистом. С работающим кондиционером и запахом свежего попкорна. На экране шёл мультфильм. Дверь на улицу — открыта. Солнце светит.

Он обернулся. Лиззи стояла рядом. Улыбалась.

— Мы дома? — спросил он.

— Нет, — ответила она. — Мы *внутри*. Но теперь мы вместе. И мы — *настоящие*.

Бен посмотрел на своё отражение в стекле двери.

Отражение не повторило движение.

Оно *улыбнулось* первым.

И помахало ему.

—

На следующий день «Маркиз» снесли бульдозерами. Нашли 47 тел — детей, пропавших с 1957 года. Все — в подвале, за фальшивой стеной. Все — с открытыми глазами и улыбками. Как будто видели что-то прекрасное перед смертью.

Бена и Лиззи не нашли.

Но иногда, в старых кинотеатрах, если фильм прерывается, а экран гаснет — зрители клянутся, что видят двух подростков, сидящих в последнем ряду. Они держатся за руки. Смотрят на экран. И *никогда* не отражаются в стекле.

А в паузах между кадрами — слышен шёпот:

> *«Смотри внимательнее. Следующий кадр — ты».*

---

**КОНЕЦ.**

Продолжение на моем Дзен канале