Праведный гнев матери

Анна Степановна была женщиной старой закалки. Она вырастила своего единственного сына, Виктора, в строгости, вбивая в его голову простые, но нерушимые истины: мужчина должен держать слово, защищать слабых и уважать свою семью. Свою невестку, Лену, она полюбила не сразу, но со временем приняла её как родную дочь. Она видела, как Лена заботится о Викторе, как создаёт уют в их доме, и её суровое сердце оттаяло.

Однажды вечером в её квартире раздался звонок. На пороге стояла Лена. Бледная, с заплаканными, красными глазами.

— Анна Степановна, простите, — прошептала она. — Мне больше не к кому идти.

Анна Степановна, не говоря ни слова, впустила её в дом, налила горячего чаю и села напротив.

— Рассказывай.

И Лена рассказала. Рассказала, как случайно увидела в телефоне мужа переписку. Переписку, полную нежности, страсти и планов на совместный отпуск. С другой женщиной. Рассказала, как он, не стесняясь, признался, что это не мимолётное увлечение, а «настоящая любовь», и что он хочет развода.

Анна Степановна слушала молча, и её лицо каменело. В её глазах, обычно строгих, но справедливых, разгорался холодный огонь. Она видела не просто обиженную женщину. Она видела, как её собственный сын, её плоть и кровь, растаптывает всё то, чему она его учила. Он предал не просто жену. Он предал их семью.

— Где он сейчас? — коротко спросила она, когда Лена закончила.

— Собирает вещи, — всхлипнула Лена. — Сказал, что уходит к ней.

Анна Степановна встала. Она достала из шкафа свою старую, видавшую виды хозяйственную сумку и положила туда... скалку. Свою верную, дубовую скалку, которой она раскатывала тесто для лучших в мире пирогов.

— Посиди здесь, дочка, — сказала она Лене. — Я скоро вернусь. Мне нужно провести с сыном воспитательную беседу.

Она приехала к ним домой, открыв дверь своим ключом. Виктор был в спальне. Он насвистывал весёлую мелодию и складывал в чемодан свои лучшие рубашки. Он был так поглощён предвкушением новой жизни, что не сразу заметил мать.

— Собираешься, сокол ясный? — раздался за его спиной ледяной голос.

Виктор вздрогнул и обернулся. На пороге стояла его мать. В её руке была скалка.

— Мама? А ты чего здесь?..

— Я пришла напомнить тебе, сынок, кто ты такой, — сказала она, медленно надвигаясь на него. — Я тебя растила, ночей не спала. Учила быть человеком. А ты кем вырос? Кобелём подзаборным?

— Мама, ты не понимаешь, это любовь!

— Любовь?! — Анна Степановна замахнулась, и скалка со свистом опустилась на чемодан, едва не задев его руки. — Любовь у тебя дома, борщи тебе варит и рубашки твои гладит! А то, к чему ты собрался, называется блуд и свинство!

Она не дала ему опомниться. Она обрушила на него всю свою материнскую ярость. Она не била его по-настоящему, не калечила. Это были унизительные, звонкие шлепки скалкой по мягкому месту, по спине, по рукам, которые пытались защититься. Каждый шлепок сопровождался её приговором.

— Это тебе за Ленкины слёзы! (Шлёп!)

— Это за то, что семью рушишь! (Шлёп!)

— Это за то, что отца позоришь! (Шлёп!)

— А это — за то, что я из тебя человека делала, а вырос слизняк! (Шлёп! Шлёп! Шлёп!)

Сорокалетний, здоровый мужик, её сын Виктор, метался по комнате, как заяц, пытаясь увернуться от праведного гнева своей матери. Он был в шоке. Он ожидал чего угодно — слёз, уговоров, скандала. Но он не ожидал, что его собственная мать будет гонять его по спальне со скалкой, как нашкодившего мальчишку.

Когда она выдохлась, она бросила скалку на кровать.

— Так, — сказала она, тяжело дыша. — А теперь слушай сюда. У тебя есть ровно час. Чтобы ты разобрал свой чемодан. Чтобы ты купил самый большой букет цветов, какой только найдёшь. Чтобы ты приполз ко мне на коленях и вымолил у Лены прощение. Если через час тебя там не будет, я приду снова. Но уже не со скалкой. А с дедовым ремнём. Ты меня понял?

Виктор, потирая ушибленные места, смотрел на свою мать с ужасом и... уважением. Он не видел её такой никогда. В этот момент она была не просто его мамой. Она была стихией. Она была воплощённой справедливостью.

Он молча кивнул.

Через час он стоял на пороге её квартиры с букетом цветов.