Стрижка, которую лучше забыть

В один прекрасный вторник Ада решила, что пора обновить причёску. У нее была гордая, пышная шевелюра, которой она дорожила, как кот последним куском колбасы. Но волосы уже жили какой-то самостоятельной жизнью, и она заподозрила, что они вот-вот запросят прописку.

Она записалась в салон «Ножницы Судьбы». Название уже намекало на некий риск, но Ада решила быть оптимистом.

В салоне её встретила мастер Анфиса. Анфиса была уверена в себе настолько, что казалось, она могла бы подстричь человека даже вилкой и ножом, и всё равно считала бы, что получилось шедеврально.

— Что делаем? — спросила Анфиса, крутя ножницы, будто это был не инструмент, а истребитель.

— Хочу, как у Анджелины Джоли в том фильме! — заявила Ада, показывая на телефоне фотографию голливудской дивы с каскадом идеальных волос. Не подозревая, что где-то здесь притаилась беда.

Анфиса многозначительно вздохнула, посмотрела на Аду, потом на фото, и произнесла фразу, которая должна была стать пророческой:

— Дух есть, а форма подкачала. Будем исправлять.

И взгляд её был такой, знаете, как у хирурга, который услышал «аппендицит», а сам подумал: «Ну и сердце заодно поправим».

Подручный Анфисы, юноша по имени Артём, чьи волосы были окрашены в цвет «вырвиглаз-ультрамарин», принес чашку кофе, от которого у Ады задрожала рука. Но было поздно. Анфиса уже накинула на нее пелеринку, похожую на саван расстрелянной надежды, и завела бормашину... то есть, машинку для стрижки.

Что происходило дальше, Ада помнила смутно, как в тумане войны. Звук ножниц напоминал треск сухих веток под ногами слона. Пульт управления парикмахерским креслом, судя по всему, был настроен на режим «экстремальные американские горки».

И в какой-то момент Анфиса отступила на шаг, оценила свое творение и пробормотала:

— Левая сторона пошла немножко в авангард... Но мы это обыграем!

Когда Аде вручили зеркало, она не сразу поняла, что отражается в нём. Из парикмахерской «Ножницы Судьбы» вышла не она.

Оттуда вышел памятник трагической любви парикмахера к современному искусству. Стрижка представляла собой нечто асимметричное, где одна сторона едва прикрывала ухо, а вторая спадала на плечо траурным локтем, напоминавшим оторванное крыло чайки.

На макушке красовался необъяснимый хохолок, торчащий, точно антенна, поймавшая сигнал из глубин космоса.

— Это... это... — задыхаясь, пыталась найти слова Ада.

— Это квинтэссенция вашей внутренней свободы! — с пафосом объяснила Анфиса. — Я освободила ваш дух от оков формы!

— Это… необычно, — выдавила несчастная.

— Это модно, — уверенно сказала Анфиса, будто этим словом можно было перекрыть все ужасы мира. — Все будут спрашивать, где делали.

Женщина подумала: «Да уж, будут. В основном, ЗА ЧТО?»

Муж Ады, Марк, когда увидел супругу, сначала потянулся за фотоаппаратом, чтобы задокументировать аномалию. Дочка-подросток, оценивающе хмыкнула и сказала:

— Норм. Похоже, что тебя поцеловал электропоезд. Брутально.

Вечером, глядя в зеркало на творение Анфисы, Ада плакала. Она видела там женщину, которая, кажется, работает одновременно баристой, ниндзя-аниматором и участницей андеграундной рок-группы.

Но потом успокоилась, посмотрела в зеркало ещё раз. Подумала. Вздохнула. И сказала вслух:

— Ладно. Переживала хуже. Хотя нет, не переживала. Но я справлюсь.

Зато теперь у нее есть железный аргумент в любом споре.

— Ты не вынесла мусор?

— А ты погляди на мою голову! После этого ты еще смеешь что-то требовать?

На следующий день она надела крупные серьги, яркий шарф и пошла на работу. Смело, с вызовом. Будто демонстрируя, что она вступила в новый культ с необычными обрядами.

А стрижка… Стрижка жила своей жизнью. Через неделю она, отросшая на полсантиметра, стала напоминать не крыло чайки, а скорее, подбитого баклана.

Через месяц Ада, к своему удивлению, привыкла. И даже заметила, что прохожие на улице стали относиться к ней с большим почтением, видимо, принимая за известного критика современного искусства.

Что же до парикмахерской «Ножницы Судьбы», то она благополучно работает до сих пор. Говорят, Анфиса теперь специализируется на «деконструкции классических образов».

Вот только Ада стала ходить к Артёму, который, сменив ультрамарин на спокойный каштановый, оказался гением простых и аккуратных стрижек.

Но эту историю она вспоминает уже с улыбкой. Ведь иногда нужно пережить катастрофу, чтобы по-настоящему оценить тихую гавань.

Или, как говаривал Марк: «Дорогая, зато теперь на ветру у тебя свистит совсем по-новому!»

© Ольга Sеребр_ова