Психолог в камере: благое намерение или новая бюрократическая фикция?

(картинка сгенерирована giga.chat)

Министерство юстиции России вынесло на общественное обсуждение документы, вводящие, казалось бы, прогрессивную норму: право подозреваемых и обвиняемых в СИЗО обращаться за психологической помощью. Инициатива, озвученная председателем правления АЮР Владимиром Груздевым, выглядит на бумаге как шаг к цивилизованному обращению с людьми, находящимися в следственных изоляторах. Предполагается информирование об этой возможности при поступлении, ведение журналов учёта и даже такая возвышенная цель, как «формирование потребности в психологических знаниях для саморазвития и самореализации». Однако у практикующего юриста, знакомого с реалиями отечественной пенитенциарной системы, эта инициатива вызывает не оптимизм, а целый ряд тревожных и неразрешённых вопросов.

Главный вопрос, который сразу приходит в голову любому, кто знаком с системой изнутри: кто эти психологи? Речь идёт не о частных независимых специалистах, а о психологах уголовно-исполнительной системы. Они являются сотрудниками этого же ведомства, их начальник — это начальник СИЗО. Их лояльность, карьера и благополучие напрямую зависят от администрации учреждения. Может ли в таких условиях психолог быть полностью независимым и действовать исключительно в интересах заключённого, если эти интересы в какой-то момент войдут в противоречие с интересами администрации или следствия? Риторический вопрос.

Следующий практический и этический камень преткновения — конфиденциальность. В гражданской практике краеугольный камень работы психолога — это неразглашение информации без согласия клиента. Что будет в условиях СИЗО? Если арестант в ходе беседы расскажет что-то, что может быть интерпретировано как признание, угроза, намерение навредить себе или другим, или просто раскроет детали, важные для следствия, обязан ли психолог «застучать» руководству? В проекте документов об этом умалчивается. Отсутствие чётких и гарантированных границ конфиденциальности превращает кабинет психолога из места помощи в потенциальную ловушку, где любое откровение может быть использовано против самого обратившегося. Ни один здравомыслящий человек в таких условиях не станет говорить что-то существенное.

Даже сама процедура обращения, которая, по словам Владимира Груздева, может быть подана «через любого работника УИС», выглядит наивной. В условиях жёсткой иерархии и всеобщего контроля попросить передать заявление психологу — значит поставить в известность надзирателя, а через него, возможно, и оперативную часть. Это сразу создаёт ненужное внимание вокруг арестанта, который, возможно, ищет просто способ справиться со стрессом, а не вступает в конфликт с системой. Устное обращение и вовсе растворяется в воздухе, не оставляя никакого доказательства факта просьбы о помощи.

Сама идея «психологического просвещения» и «формирования установки на конструктивное сотрудничество» в условиях камеры карантинного отделения звучит как циничная издевка над профессиональной этикой. Основная задача психолога в местах лишения свободы — помогать человеку адаптироваться к экстремальным условиям, справляться с тревогой, депрессией, суицидальными мыслями, а не повышать его «психологическую культуру» или мотивировать к «сотрудничеству». Такая терминология откровенно указывает на то, что система видит в психологе ещё один инструмент управления и давления, а не механизм реальной гуманизации.

Таким образом, за красивой обёрткой гуманитарной инициативы мы видим классическую попытку создать видимость деятельности. Вероятный сценарий реализации: арестанту формально вручат бумажку о его правах, которую он подпишет не глядя, в журнале появятся единичные записи о тех, кто осмелился обратиться, а основная «работа» психолога сведётся к формальным отчётам и, возможно, к «профилактическим беседам» с проблемными заключёнными по указанию администрации. Реальной, доверительной, защищённой законом и этикой помощи, которая так нужна людям, оказавшимся в тяжелейшей жизненной ситуации, эта система не предоставит. Для этого нужны не новые инструкции, а системные изменения: независимые от администрации СИЗО службы, законодательно закреплённая конфиденциальность, общественный контроль и смена самой карательной парадигмы на реабилитационную. Пока же инициатива Минюста рискует остаться просто новой строчкой в ведомственном отчёте.

Источник:

https://regulation.gov.ru/projects/163447/

https://rg.ru/2025/12/28/arestanty-v-sizo-poluchat-vozmozhnost-poprositsia-k-psihologu.html