Встать, суд идёт... Часть 24. Показания свидетелей. Мы с Марилу решили отказаться от предложенных ответчиками пяти миллионов колонов

В одном из этих залов судебных заседаний проходила наша аудиенция.

Архивное фото с сайта газеты "Diario Extra"

Продолжение

Предыдущая часть здесь:

Подробнее ➤

Начало моей судебной тяжбы здесь:

Подробнее ➤

Комната, в которой проходили слушания, была совсем небольшой – совсем не то, что я представлял себе, насмотревшись фильмов с криминальным сюжетом. Помещение, скорее, было похоже на кабинет какого-нибудь начальника среднего звена: от входа с левой стороны – стол председательствующего, судьи Круса Альвареса. К судейскому столу примыкали, формируя с ним в плане букву «П», два длинных стола, за одним из которых с левой от судьи стороны разместились ответчик и его адвокатша, а за другим, напротив них – мой адвокат и я. Свидетелям предстояло дать свои показания, заняв место за небольшой трибуной, стоявшей в паре метрах от нас, как раз напротив стола судьи. Никаких секретарш, только микрофоны и записывающее устройство на столе у судьи.

Предварительно судья переговорил с адвокатами, в этот разговор вмешался Рой, а я просто наблюдал и слушал. Впрочем, сейчас уже ничего не помню, что они обсуждали. Но можно представить, что не погоду или футбол.

Первым из свидетелей давал показания, предварительно поклявшись с поднятой рукой, говорить правду и ничего кроме правды, дон Мигель Селедон. Он, хотя и слегка сбивчиво, но уверенно рассказывал, как я бил баклуши на ранчо, не имея никакого отношения абсолютно ни к чему. На вопросы отвечал уже не так уверенно, но продолжал гнуть ту же линию, которая ему была предписана его друзьями из семейства Муньосов.

А вот бедолага Дейби, было очевидно, чувствовал себя не совсем уверенно, осознавая, что врёт прямо в моём присутствии. Отвечал путанно, видимо, опасаясь ляпнуть что-то не то, на что его настраивал Хорхе. Этим воспользовался дон Маурисио, чтобы задать несколько вопросов, которые не предусмотрели кураторы парня, и его ответы прозвучали, скорее, в мою пользу.

Дошла очередь до моей жены.

Марилу внешне выглядела спокойно, но я-то знал, чего ей стоило это показное спокойствие. Ещё накануне, видя, как она страдает, заранее опасаясь сказать что-то не так, запутаться в своих мыслях, я предложил ей остаться дома – ничего страшного, если она не появится в качестве свидетеля. Но надо знать мою жену. Уж если она на что-то решилась, то отговорить её – пустая задача. Тем более, когда она была в курсе всего того бессовестного вранья, которое обрушилось на голову её мужа.

Бедняжка внимательно слушала вопросы, переспрашивала, пытаясь понять, чего от неё хотят, но отвечала уверенно, зная, что говорит чистую правду. Этого у неё не отнять, чувство справедливости у неё врождённое. К сожалению, бывает, что она иногда путает справедливость и закон, но такое явление наблюдается, практически, почти без исключения, у всех добропорядочных, законопослушных граждан.

Один лишь раз она сбилась, отвечая на вопрос, кто был ответственным за скот, не могла вспомнить фамилию Луиса Асофейфы. Я, в порыве досады, как бы пытаясь подсказать ей: Асофейфа, непроизвольно сделал какой-то жест, на что сидящие напротив нас радостно оживились, а судья сделал мне замечание.

Но когда адвокатша ответчиков заикнулась о наших семейных отношениях, прозрачно намекнув на то, что наш брак фиктивный, моя жёнушка прекрасно поняла сей намёк, и ответила донье Каталине, которая, как мы выяснили накануне, была в разводе, что-то в саркастическом плане. Ох уж эти женщины!

Но эта встряска послужила Марилу только на пользу, она как бы очнулась, вспомнив все инсинуации против меня, и в дальнейшем отвечала более уверенно и чётко. Ни судья, задававший стандартные в таких случаях вопросы, ни адвокатша ответчиков, пытавшаяся запутать её откровенно провокационными выпадами, не смогли сбить мою бедную жёнушку с толку. В конце концов, мой адвокат выразил протест по поводу не имевших прямого отношения к делу вопросов противной стороны, который был удовлетворён судьёй.

Тут я должен сказать, что лично я опасался, что Рой и его спутница, прекрасно знавшие о том, что моя жена перенесла операцию на мозге, и была по этой причине отправлена на пенсию по инвалидности, сделают заявление о непризнании показаний Марилу, как не совсем адекватной в когнитивном смысле. Но, видимо, Муньосы сделали ставку на то, что как раз по этой самой причине можно будет запутать и сбить её с толку. Но это лишь мои догадки.

По окончании слушаний свидетелей наш адвокат выражал спокойствие, и сказал, что всё прошло в нашу пользу. А когда зашёл вопрос о примирении, и Рой предложил пять миллионов отступных, стало ясно, что в стане врага осознают, что их шансы выйти сухими из воды не так уж и велики. Однако, посоветовавшись, мы отказались от их предложения, настаивая на определённых в Министерстве труда восемнадцати с лишним миллионах.

Я слегка колебался, осознавая, тем не менее, что, за вычетом гонорара адвоката в тридцать процентов, нам останется всего лишь три с половиной миллиона. Но Марилу, уже на практике столкнунувшись с непорядочностью противников, и как законопослушная гражданка, была настроена решительно – пусть заплатят только то, что предписало государство в лице Министерства труда.

Тут уже отказались принять наше предложение наши соперники. На том и разошлись. Рой и его защитница остались в комнате, пытаясь завести беседу с судьёй, а мы с адвокатом вышли к ожидавшей нас Марилу. Выслушав ещё раз уверения дона Маурисио, что всё прошло наилучшим образом, мы отправились на автобусе домой.

Всё происходило в зале, похожем на этот, с той лишь разницей, что вместо женщины-судьи был судья Рональд Крус Альварес, вместо мужчины и женщины напротив - дон Рой Муньос и его адвокат Каталина Мора, и на столах не было компьютеров и микрофонов

Архивное фото с сайта газеты "La Nación"

Один из свидетелей ответчиков дон Мигель Селедон со своей лошадью в один из визитов на ранчо Сакраменто

Фото автора

Продолжение следует