Следствие и суд изобретают все новые способы помешать адвокатам защищать клиентов

Здравствуйте! Я не адвокат. Но я - ответчик по делу. Суды-действительно,- не исследуют и просто не принимают доводы ответчика. Решение суда заранее определено. Ходатайство о проведении экспертизы отклоняется, при этом невооруженным взглядом видно, что подпись на документе поддельная. В другом случае судья принимает иск от лица, не уполномоченного подавать иск, выносит решение в пользу другого лица, и оно вступает в силу. Затем судья фальсифицирует судебное заседание и протокол заседания (не посмотрев в календарь, - выходным днем) об исправлении "описки". И апелляционная коллегия оставляет это решение !

Считаю, необходимо ввести ответственность судей за выносимые решения, каждые пять лет аттестовывать. И чтобы экзамены принимали не коллеги из этой же области а из другого региона.

Полностью с этим согласна. Продажные и карманные суды - вот наша действительность.

Российские адвокаты все чаще жалуются на трудности в работе с клиентами. Защитникам пытаются помешать следователи, а иногда – и суд: адвокатов не допускают до клиентов, выводят из дела, не позволяют знакомиться с документами, превращают в свидетелей и даже обвиняемых. В следственных органах и Высшей квалификационной коллегии судей ситуацию предпочитают не комментировать. Адвокат Маргарита Ростошинская с апреля 2015 года защищала заключенного Сергея Хмелева, которого осудили за ложный донос после жалобы на побои в колонии. Адвокат добилась отмены приговора в областном суде. В деле Хмелева был свидетель защиты – Андрей Беляев. В день, когда Беляев должен был огласить свои показания в суде, его возле дома задержали оперативники. Мужчине предъявили обвинение в краже и арестовали. Г-жа Ростошинская взялась защищать и Беляева тоже. После этого ее пригласил к себе следователь. Как выяснилось, «беседа» с представителем СК оказалась допросом, а Ростошинская из адвоката превратилась в свидетеля и потеряла возможность представлять интересы Беляева в суде. В беседе с «НИ» адвокат выразила уверенность, что «допрос» был проведен именно для того, чтобы отстранить ее от дела. Кроме того, ранее точно так же из дела вывели предыдущего защитника. В начале апреля на женщину было совершено покушение: она также связывает это со своей адвокатской деятельностью. На этом история Маргариты Ростошинской не закончилась. Во время нового рассмотрения дела Хмелева выяснилось, что ее подозревают в давлении на свидетеля – соответствующий рапорт в СК подала следователь. «Мы сразу обратились в Федеральную адвокатскую палату, в прокуратуру, и я думаю, что эта реакция их сдерживает», – говорит Ростошинская. По мнению Ростошинской, следователи стараются избавляться от адвокатов, которые успешно защищают клиентов: «Следствие работает халатно, поэтому очень легко поймать их на процессуальных нарушениях. Но защитникам зачастую угрожают неприятными последствиями, поэтому они предпочитают не ссориться со следователями». Адвокат Алхас Абгаджава соглашается, что с защитниками идет настоящая борьба. Он в свое время смог избежать статуса свидетеля, отказавшись во время разговора со следователем подписывать любые документы. «Я объяснил ему, что по закону он не имеет права меня допрашивать, поскольку я являюсь адвокатом по делу», – рассказал «НИ» г-н Абгаджава. Кроме того, он написал заявление в адвокатскую палату и в прокуратуру, доказав, что попытка следователя его допросить была незаконна. «НИ» направили в Следственный комитет России запрос с просьбой разъяснить действия следователей. В ответе за подписью и.о. руководителя управления взаимодействия со СМИ Светланы Петренко говорится, что подобная консультация не входит в полномочия ведомства. Возражения не принимаются Резонансная история произошла прошлой осенью в Северо-Кавказском областном военном суде – там судья за «нарушения» отстранил от участия в процессе известного адвоката Анну Ставицкую. Юрист защищала кубанского предпринимателя Сергея Зиринова, которого обвиняли в покушении на казачьего атамана Николая Нестеренко, в создании банды и ряде убийств. «Судья счел нарушением то, что я якобы задавала провокационные вопросы, хотя провокационность – это оценка судьи. Кроме того, он заявил, что я ставила под сомнение доказательства обвинения, хотя адвокат именно это и должен делать», – рассказала г-жа Ставицкая. Собеседница «НИ» подчеркнула, что российский закон не предусматривает возможности отстранить адвоката от дела – на ненадлежащее поведение юриста можно разве что пожаловаться в адвокатскую палату. Она подчеркнула, что была единственным защитником Зиринова и заменить ее было нельзя без ущерба интересам подсудимого. Зиринов до сих пор не нашел адвоката по соглашению и пользуется услугами назначенного защитника. Порой адвоката могут физически удалить из зала суда. В марте юрист Дмитрий Сотников защищал в Люберецком суде ответчика по гражданскому делу о ДТП. Судья отказала его клиенту в ознакомлении с экспертизой по делу. Сотников заявил судье отвод, после чего его удалили из зала и составили административный протокол за неисполнение требований суда. Клиент Сотникова, оставшись без адвоката, попросил перенести заседание, однако судья ему снова отказала и в тот же день вынесла решение. «Если судье сказали вынести вполне определенное решение или он получил за это деньги, он старается избавиться от адвоката», – указал «НИ» Дмитрий Сотников. Ранее широкий резонанс вызвала видеозапись из суда Новгородской области, на которой видно, как приставы выволакивают из суда адвоката Дениса Вяткина. Судья Александр Щур категорически отказывался слушать дело в присутствии защитника. Зато после инцидента судья заявил об отсутствии адвоката «по неизвестной причине» и продолжил слушание. «Новые Известия» направили запрос в Высшую квалификационную коллегию судей с просьбой оценить подобные случаи в работе служителей Фемиды. В течение двух недель ответ получить не удалось. Ловят на слове Еще один способ нейтрализовать неудобного адвоката – возбудить против него уголовное дело. Так случилось, например, со столичным юристом Михаилом Трепашкиным. В начале прошлого года адвокат дал комментарий журналистам по делу своего подзащитного, бывшего сотрудника Минюста Сергея Мурашкина, обвиняемого в мошенничестве в «Оборонсервисе». Г-н Трепашкин заявил, что следователь проявил безграмотность и допустил множество ошибок, обвинение бездоказательно, а место и время преступления – не установлены. Летом 2015 года на адвоката завели дело о нарушении подписки о неразглашении. Сам юрист утверждает, что говорил с журналистами до того, как дал подписку. И выразил сомнения, что разглашенные им сведения вообще могут быть секретными. На запрет разглашать информацию по делу в прошлом году жаловался и адвокат Дмитрий Динзе, представлявший интересы осужденного позднее за терроризм украинского режиссера Олега Сенцова. Сразу несколько методов давления на защиту испытал на себе Георгий Антонов, защитник бывшего руководителя главка МВД по борьбе с экономическими преступлениями Дениса Сугробова (бывший главный антикоррупционер МВД обвиняется в том, что вместе с подельниками фальсифицировал компромат на чиновников из других силовых структур и вымогал у них взятки). Адвоката Антонова пытались допросить в качестве свидетеля, потом отстранили от дела, а потом обвинили в раскрытии секретных данных, осудили и в итоге амнистировали. Враги у ворот У многих юристов проблемы начинаются уже при попытке войти в дело – особенно если оно резонансное. Так, в начале декабря прошлого года в Москве был задержан очередной подозреваемый по «болотному делу» – Дмитрий Бученков. Его родственники сразу же подписали соглашение с адвокатом Светланой Сидоркиной. Однако следователи отказались допускать г-жу Сидоркину к делу, сославшись на то, что она не предоставила копию удостоверения. Пока адвокат вела переписку со следствием, Бученкову без нее выбрали меру пресечения – арест. Но и после этого Сидоркину продолжали не допускать к подопечному, на сей раз уже в СИЗО. «Я заключила договор 3 декабря, и только 28 декабря меня официально допустили к защите, – пожаловалась Сидоркина «НИ». – Следствие искусственным путем чинит препятствия для вступления в защиту. Они отказываются принимать документы, письма к ним идут по полторы недели. О какой защите может идти речь, если нельзя даже попасть к подзащитному?» Ее возмущение разделяет Алхас Абгаджава. По его словам, если адвокат вступает в дело, когда клиент уже находится под арестом, следователь должен выдать разрешение на посещение СИЗО: «У меня был случай, когда следователь просто не брал у меня ордер, чтобы не дать разрешение, он две недели от меня прятался». Как неоднократно сообщали «НИ», следователи ФСБ долгое время не давали общаться с подзащитной адвокатам Варвары Карауловой – студентки МГУ, которая попыталась бежать в Сирию и чуть не влилась в ряды запрещенного «Исламского государства». Защитники Гаджи Алиев и Сергей Бадамшин предполагали, что на следственных действиях с Карауловой вместо них присутствует назначенный судом госзащитник. А адвокаты художника Петра Павленского, который сидит под арестом по обвинению в повреждении памятника культурного наследия (речь идет о двери здания ФСБ на Лубянке, которую Павленский поджег), не могли добиться встречи с ним в течение месяца, когда он находился на экспертизе в Центре психиатрии имени Сербского. Недопуск объясняли карантином по гриппу. Неравенство сторон Впрочем, чаще всего защитники сталкиваются с простым игнорированием своих доводов и ходатайств. «Адвокаты вообще находятся в ущербной позиции», – говорит Алхас Абгаджава. Упущением он считает то, что защитник, в отличие от следователя, не имеет права собирать доказательства: «У нас есть возможность отправлять адвокатские запросы, но на них могут просто не отвечать. А даже если есть ответы, то суд их не воспринимает как доказательства». Он подчеркнул, что любые экспертизы, предоставленные следствием, суд воспринимает как доказательства высшей силы, а приведенные защитой заключения игнорируются. «Судьи неохотно удовлетворяют ходатайства адвокатов, не принимают во внимание слова стороны защиты, и приговор зачастую напоминает переписанное обвинительное заключение», – говорит «НИ» эксперт правозащитной организации Amnesty International Хизер Макгилл. По ее словам, еще одним препятствием для работы адвоката в России являются проблемы с доступом к материалам дела, если эти материалы засекречены. Яркий пример – расследования по статье «Измена родине», количество обвиняемых по которой в последнее время резко возросло. Все это заставляет адвокатов задумываться: а стоит ли вообще участвовать в процессах, если ожидаешь, что он будет проведен с нарушениями? «Любой адвокат знает об отсутствии равного доступа к правосудию, равноправия и состязательности сторон», – считает юрист, основатель движения «Единство равных» Алексей Домников. По его мнению, участие адвокатов в таких делах является «соучастием» при вынесении неправосудных приговоров. «Я могу понять людей, которые говорят, что невозможно заниматься адвокатской практикой», – указала «НИ» адвокат Ксения Костромина. Однако, по мнению юриста, защищать людей можно и нужно в любых, даже самых тяжелых условиях. «К счастью, институт адвокатуры не отменен, и мы можем препятствовать нарушению прав клиента», – говорит г-жа Костромина. Кстати В Германии обвинения без доказательств редко доходят до суда Адвокатура в Германии находится под довольно сильным государственным контролем. И тем не менее немецких адвокатов можно сравнить со свободными предпринимателями. Они открывают свои адвокатские конторы, самостоятельно приглашают для работы сотрудников, назначают оклады. Дисциплинарные взыскания на адвокатов накладывают суды чести, которые существуют при каждой палате адвокатов. Провинившийся адвокат может получить предупреждение, выговор или денежный штраф. В качестве крайней меры суд чести может запретить адвокату работать в определенных сферах правосудия на несколько лет. На практике такие инциденты случаются редко. В качестве надзорной инстанции выступает сенат по делам адвокатов при Федеральном верховном суде. В состав сената входят председатель Федерального верховного суда, трое судей и трое адвокатов-заседателей, которые назначаются на четырехлетний срок министром юстиции. К слову, количество оправдательных приговоров в разных землях Германии колеблется в районе двух с небольшим процентов. Это говорит о том, что большинство дел, в которых следствию не удалось доказать вину, просто не доходит до суда. Исключением из этой практики можно считать дело бывшего президента Германии Кристиана Вульфа. По версии прокуратуры, Вульф в обмен на протекцию позволил своему приятелю, кинопродюсеру Давиду Грёневольду, оплатить часть его счетов. Следователи не собирались доводить дело до суда, если бы чиновник согласился уплатить штраф. Но Вульф хотел во что бы то ни стало добиться оправдания, поэтому настоял на рассмотрении дела в суде. Источник: «Новая газета»

Источник: m.ugpr.ru

Любое использование материалов допускается только при наличии гиперссылки.

Бороться с беспределом в судах бесполезно, так как судьи не несут ответственность за вынесенные решения и приговоры, а у вышестоящих судов существуют рекомендации сколько решений можно отменить и это очень маленький процент. И правительство все это знает , значит их это устраивает, так что нам простым смертным ничего не изменить.