Был ли поэт Сергей Есенин антисемитом?

О есенинском антисемитизме ещё при его жизни начали сочинять анекдоты.

Один из них даже был опубликован в нью-йоркском «Грин джорнал» («The Green Journal»).

«Есенина встречают на трамвайной остановке.

— Что поделываете, Есенин?

— Трамвай подъевреиваю.

— В смысле? Поджидаете?

— Э, нет, брат, меня на этот раз не поймаешь!»

Собственно, с Америки и пошла за Есениным сомнительная слава антисемита. Но об этом чуть позже.

Сам он на подобные обвинения устало отвечал:

— Ну какой я антисемит? У меня жёны еврейки и дети от них.

По факту из 8 жён Есенина, официальных и гражданских, были: 3 русских, 2 еврейки, немка, грузинская француженка, ирландка.

Множество почитательниц поэта еврейской национальности были его любовницами, друзьями, врачами, кухарками, терпели его измены и пьянство, хранили рукописи есенинских стихов.

Однажды Есенин сказал: «По-видимому, евреи самые лучшие ценители искусства, потому ведь и в России, кроме еврейских дев, никто нас не читал».

Кстати, долгое время главным покровителем Есенина среди советских вождей был Лев Троцкий, неоднократно устно и письменно защищавший поэта от различных нападок и называвший его одним из трёх (наряду с Маяковским и Клюевым) лучших советских поэтов. Троцкий даже предлагал Есенину создать собственный журнал, но тот отказался, испугавшись слишком большой ответственности. Троцкий выступил и на похоронах Есенина, отдав ему посмертную дань уважения как национальному поэту России.

Среди ближайших друзей Есенина (писатель И. Бабель, поэты А. Мариенгоф, В. Шершеневич, Л. Каннегисер, В. Эрлих, певец Л. Утёсов, он же Лазарь Вайсбейн, режиссёр Вс. Мейерхольд, артист И. Ильинский) евреи составляли едва ли не большинство.

Откуда же возникла устойчивая репутация Есенина-антисемита?

Вероятно, в первую очередь поэт обязан этим грандиозному скандалу, случившемуся с ним во время пребывания в Нью-Йорке в январе 1923 года.

Один из американских приятелей Есенина, В. Левин, позвал его и Айседору Дункан в гости к поэту Мани Лейбу Брагинскому, обещая договориться с ним о переводе есенинских стихов на идиш и английский язык.

А. Дункан и С. Есенин. Источник: topnovoje.mediasole.ru

По воспоминаниям очевидцев, несколько человек из собравшейся компании начали целенаправленно спаивать Есенина, надеясь, что он устроит скандал. Их уловка полностью удалась: поэт напился, начал ревновать Дункан, попытался порвать ей платье. Его скрутили, связали верёвкой и положили на диван. Есенин матерился, грозил, что пожалуется Троцкому, предлагал им его распять и громко обзывал всех собравшихся "жидами".

Подошёл Мани Лейб, наклонился к нему:

— Серёжа, не надо. Ты же знаешь: это оскорбление.

Есенин помолчал, потом упрямо повторил:

— Жид!

Мани Лейб предупредил:

— Серёжа, если ты не перестанешь, я дам тебе пощёчину!

Есенин, конечно, повторил заветное слово ещё раз.

Мани Лейб залепил ему пощёчину.

Есенин в ответ плюнул Мани Лейбу в лицо.

На этом интеркультурный диалог застопорился. Что делать дальше, никто не знал.

Есенин, наконец, заплакал и стал просить, чтобы его отпустили.

Вызвали такси, когда машина прибыла, развязали советского гостя, он, не попрощавшись, прыгнул в такси и уехал в отель.

Левин долгое время пытался помирить Есенина с Лейбом, чтобы замять нарастающий скандал.

В конце концов Мани Лейб пришёл в отель к Есенину мириться.

Разговор был задушевным, но при расставании, вглядываясь напоследок в гостя, Есенин вдруг упрямо и угрожающе напомнил:

— А ты ведь меня бил.

Тот пожал плечами и ещё раз объяснил, что иначе не мог: в их среде слово «жид» является оскорблением.

— Я тебе книгу подарю, — помолчав, сказал Есенин.

Присутствовавший Левин выдохнул: слава богу, скандал не повторится.

Есенин вручил Левину и Мани Лейбу по книжке. Более или менее тепло распрощались.

Гости вышли на улицу и раскрыли каждый свой экземпляр, чтобы прочесть автографы. У Левина было обычное дружеское напутствие: «Вениамину Менделеевичу с любовью». Брагинскому Есенин с нажимом выдавил: «Жиду Мани Лейбу».

Мани Лейб Брагинский. Источник: esu.com.ua

По итогам этого скандала Дункан лишили американского гражданства и супругов выдворили из США.

Эта история аукнулась поэту и в советской России.

20 ноября того же 1923 года Есенин с приятелями-поэтами Клычковым, Орешиным и Ганиным сидел в пивной. Разговор, блуждая по разным темам свернул на засилье евреев в печати, во власти, в ЧК и т. д.

Ганин обратил внимание Есенина на неприметного гражданина, явно прислушивавшегося к их разговору.

Сергей громко произнёс:

— Плесните ему пивом в ухо.

Человек по имени Марк Родкин вышел из пивной и вернулся через пару минут с милиционером, потребовав почему-то задержать именно Есенина, что и было сделано. Из чувства солидарности Клычков, Орешин и Ганин пошли следом за ними в отделение.

Сидя в 47-м отделении милиции поэты, косясь на Родкина, картавым хором исполняли песню: «Вышли мы все из на’ода, дети семьи т’удовой…» — и хохотали.

Милиционеру по фамилии Абрамович песня тоже не понравилась.

Родкин, хотя и признавшись, что плохо слышал разговор поэтов из-за громкой музыки, тем не менее настрочил полноценный донос, в котором в частности говорилось:

«Указывалось на то, что против засилия жидов необходимы особые меры как погромы и массовые избиения. Видя, что я им не отвечаю и что стараюсь от них отворачиваться, желая избегнуть столкновения, они громко стали шуметь и ругать паршивых жидов… Затем эти же двое граждан говорили о том, что в существовании чёрной биржи виноваты те же жиды-биржевики, которых поддерживают „их Троцкий и Каменев“. Такое же оскорбление вождей русской революции меня до глубины души возмутило, и я решил заявить в отделение милиции для составления протокола».

Вот так, началось с жидов, а кончилось призывом к погромам и свержению власти большевиков.

Было заведено так называемое "дело четырёх поэтов". Хотя Есенина с друзьями отпустили, но каким-то волшебным образом уже на следующий день в утреннем номере «Рабочей газеты» был опубликован безапелляционный фельетон Льва Сосновского «Испорченный праздник», где красочно и подробно расписывался арест Есенина-антисемита и его дружков-подельников.

Сосновский не остановился на этом и вместе с Демьяном Бедным организовал товарищеский суд над Есениным и его друзьями, на котором выступил в качестве общественного обвинителя. Помогал ему партийный деятель и цензор Борис Волин.

Защитником поэтов был критик Вячеслав Полонский.

Товарищеский суд по "делу 4-х поэтов". Рисунок очевидца. Источник: diletant.media

В качестве свидетелей заявились: пролетарский поэт Михаил Герасимов, много и хорошо писавший о Есенине критик Василий Львов-Рогачевский, Анатолий Мариенгоф, Андрей Сахаров, Андрей Соболь, искусствовед Абрам Эфрос.

Суд должен был выяснить два вопроса: подтверждается ли факт антисемитских выходок обвиняемых поэтов и верно ли Сосновский изобразил произошедшее в своём фельетоне.

Тут Сосновский выдернул из рукава козырного туза и объявил, что в зале находятся американские товарищи, готовые подтвердить, что и в Штатах Есенин вёл себя подобным образом.

Им предоставили слово.

Они не без блеска отработали положенное: да, всем известно, что Есенин устроил дебош в гостях у еврейского поэта, при большом скоплении людей выкрикивал антисемитские ругательства.

По итогам суд, однако, признал, что товарищ Сосновский изложил инцидент с четырьмя поэтами на основании недостаточных данных.., и что поэты Есенин, Клычков, Орешин и Ганин, ставшие в советские ряды в тяжёлый период революции, должны иметь возможность по-прежнему продолжать свою литературную работу.

Приговор был принят товарищеским судом единогласно.

Казалось бы, инцидент исчерпан, но Есенина до самой смерти время от времени продолжали провоцировать всевозможные субъекты, атакуя его на улице, в гостях у общих друзей, на различных мероприятиях.

Провокаторы с еврейскими фамилиями могли просто подойти к поэту на улице и спросить: "Есенин, за что вы ненавидите евреев?" Далее, независимо от полученного ответа вызывался наряд милиции, который по странному стечению обстоятельств всегда оказывался рядом.

Тем не менее, антисемитом поэт так и не стал, как бы ему ни пытались навесить этот ярлык прижизненно, или посмертно.

Кстати, уже после смерти Есенина Мани-Лейб Брагинский перевёл его лучшие стихи на идиш.

Источник: Захар Прилепин. Есенин: Обещая встречу впереди.

Спасибо всем дочитавшим, отдельная благодарность всем подписчикам)