Медвежатник

Вадим Марушин - автор.

Павел, как охотник – «медвежатник» долгие годы являлся «палочкой - выручалочкой» для многих жителей близлежащих деревень. Они в случае беды – нападения медведя на скотину, постоянно приходили к нему с просьбой о помощи. Такое в этих глухих местах верховья реки Зилима случалось не редко..

С медведями и мне самому неоднократно приходилось встречаться в туристских путешествиях на Уфимском плато, хребтах Каратау и Зильмердак, на Алтае и Саянах. В Карельских лесах, где на стволе высоченной сосны, я видел весенние медвежьи «отметины» - глубокие борозды от когтей, оставленные проснувшемся после зимней спячки зверем. Верхние части этих глубоких борозд-отметин достигали высоты более двух с половиной метров. Такую отметину мог оставить лишь очень мощный, не боящийся соперников медведь. Это был своеобразный сигнал другим медведям-соперникам. Являлся их особым, медвежьим языком – знаком их силы.

Чем выше были оставленные медведем борозды-отметины, – тем он сильней. Теперь тот медведь, который увидит их, должен подумать,-а стоит ли тягаться своей силой с хозяином этих мест. Подумает он, взвесит все «за» и «против», а потом решит: стоит ли ему оставаться здесь или лучше уйти подальше в лес подобру-поздорову. И все это происходит у них без борьбы, кровопролития, а лишь по ведомым им самим таким знакам-отметинам.

Видно время пришло рассказать мне об охотнике-медвежатнике, с которым я знаком уже долгие годы. Вот что он поведал мне.

Вначале лета двухтысячного года к нему в небольшой охотничий дом, что на реке Зилим в местечко именуемое Куйлитамак приехали верхом на лошадях двое расстроенных жителей из деревни Толпарово – отец с сыном. Путь их был неблизкий, километров около двадцати будет по лесу, да речным бродам. Просто так, в такую даль лошадей в деревнях не гоняют. Видно приспичило мужиков, решил егерь. Так оно и вышло.

Оказалось, что в горном распадке залесенного хребта, что неподалеку с их деревней, стал «разбойничать» медведь – уже третью корову кряду задрал. Помоги нам, говорят, - на сенокос и тот люди уже бояться выходить.

Расспросил егерь у них все подробно: где и когда медведь задрал коров. Как он их «схоронил», приходил ли еще раз глянуть на свой разбой? Все досконально расспросил и убедился, что надо, не мешкая, срочно помогать мужикам. Без скотины в деревне – беда.

Собрал егерь все необходимое для медвежьей охоты: ружье, патронташ с литыми пулями-жеканами, длинную толстую мочальную веревку прихватил. Чтоб человеческим духом не пахло помылся, на ноги носки шерстяные натянул, в лапти обулся. На голову картуз с твердым козырьком надел: на случай, что бы солнце в глаза не слепило. Прихватил старую одежонку – если придется долго сидеть, да и от ветра она должна его уберечь. Поехали втроем к месту охоты: к месту будущего «схрона», который он должен был соорудить неподалеку от привады - спрятанной под кучей валежника погибшей коровы.

Едем, говорим нарочито громко – чтобы медведь слышал – продолжал свой рассказ егерь. Я молчал, а говорили меж собой только хозяин с сыном, сидя друг за другом на одной и той, же лошади. Егерь же ехал один на другой рядом с ними, освободившейся от седока. Приехали.

Осмотрел егерь округу. Выбрал удобную, разлапистую с толстыми сучьями березу. Подъехал к ней на своей лошади. Держась одной рукой за ствол дерева, встал во весь рост на седло. Нагнулся, забрал с лошади все привезенное с собой добро, и, не произнося ни слова, не слезая с нее, молча, залез на дерево. Хозяин же с сыном постояли возле него некоторое время, а потом попрощались с егерем кивком головы и, все, также продолжая меж собой начатый ранее громкий разговор, уехали восвояси – к себе в деревню.

У егеря настало время готовить место для предстоящей встречи с медведем, называемое охотниками «схроном». Для него и выбрал он такую крепкую развесистую березу с развилкой толстых веток расположенных на высоте 3-4-х метров от земли. Там он и обустроил себе удобное место для возможно долгого сидения и хорошего обзора места предстоящей стрельбы у задранной медведем коровы.

Чтобы ноги не затекали от постоянного сидения на одном месте егерю была необходима надежная опора - петля для ног, на которую при необходимости, можно было бы встать и перенести, пусть не надолго, тяжесть своего тела. Для этого он воспользовался привезенной с собой мочальной веревкой. Вначале один ее конец он привязал почти под собой к толстому суку, на котором сам сидел, а другой конец опустил вниз под ноги. Качнул веревку в сторону, наклонился и поймал ее конец на лету, обеими руками потянул ее вверх к себе, образуя под ногами себе надежную опору - петлю.

Оказывается только так, с удобной и прочной опорой, ноги не затекают, а потому в таком, казалось бы неудобном на взгляд положении, можно долго просидеть на дереве, не шевелясь и не обнаруживая себя перед чутким зверем. Иначе при малейшей смене положения тела, охотник издаст звук и невольно обнаружит свое присутствие, спугнет его.

Ветки, которые мешали обзору, он не ломал, а лишь отгибал или переплетал их между собой, создавая тем самым «смотровые окна» для удобства стрельбы.

Вечерело. Пели птицы, солнце заходило за горы, прохлада спускалась в долину. Становилось немного зябко. Пригодилась взятая с собой на этот случай захваченная из избы одежда. Так он просидел всю ночь.

Утром, когда только начал брезжить рассвет, светлой полосой высвечиваясь на небе, вдалеке послышались сорочьи голоса. Вначале они были еле слышны. Затем, совершив круг, где то там по лесной глухомани, они становились то яснее, то вдруг совсем пропадали, но через некоторое время возникали вновь, но несколько в ином месте.

Тишина просыпающегося леса улавливала все: и стрекот беспечных кузнечиков на скошенном жнивье близлежащей лесной поляне, и грудной голос желто-зеленой красавицы иволги. Даже шорох пробегающих мышей у подножья березы с сидящим на ней охотником, все улавливал слух сидящего на дереве охотника.

Но вот сорочий стрекот стал явственно ощутим и не только вдалеке, а где-то рядом, неподалеку, как бы за спиной охотника. Но потом он вновь удалился и пропал. Настало томительное время ожидания появления зверя.

Как рассказал мне егерь, медведь не только силен, хитер, быстр и коварен, но и прекрасно разбирается в окружающей его обстановке. Он всегда находится поблизости от убитой, а затем спрятанной до поры до времени своей жертвы. Поэтому при устройстве засады необходимо предусмотреть все мелочи, которые впоследствии могут сыграть решающую роль. Теперь для меня многое стало понятным.

Оказалось, что мочальная, а не иная веревка, сделанная из какого-либо искусственного материала, не привлекает медведя т.к. имеет свой естественный запах. Молчание егеря во время езды на лошади рядом с приехавшими к нему людьми и то, что он, не слезая с нее, залез на дерево, и там не сломал ни одной веточки, было также предназначено медведю – медведь все прекрасно слышал и чуял все приходящие к нему запахи. Поэтому, приехавшие за помощью отец с сыном, нарочито громко разговаривали меж собой в дороге, а потом продолжили его, направляясь к себе обратно домой. Этим самым они подтвердили медведю, что сюда, к «схрону» приехали, а затем и уехали два человека. К тому же не других, а именно одних и тех же людей, приехавших и уехавших с этого места. Таким образом, тайна «схрона» егерем была соблюдена. Люди обманули медведя: ни запахом, ни голосом, ни поведением они себя не обнаружили.

Оказалось, что сорочий щебет, это не что иное, как звуки, издаваемые самим осторожно идущим к оставленной добыче медведем. Подходит он к ней не прямым путем, а кругами, как бы, сжимая их вокруг нее. Главными его помощниками, - разведчиками по обнаружению возможной засады, являются осторожные и вездесущие сороки. Если только сороки обнаружат человека, то они будут безудержу трещать на весь лес, предупреждая всех его обитателей, в том числе и зверя, о непрошенном госте. В этом случае медведь никогда не подойдет к своему оставленному без присмотра «лакомству».

…. Медведь, как всегда, появился неожиданно и не с той стороны, с которой его ожидал егерь. Перед ним находился огромный, матерый зверь. Выйдя на скошенную полянку, он долго стоял: прислушиваясь и принюхиваясь к окружающему лесу. Егерь сидел не шевелясь. Вот медведь, как бы убедившись в своей безопасности, повернулся и направился к спрятанной жертве, подставив под выстрел охотника свой бок. Егерь только и ждал этого момента: прогремели дуплетом два выстрела. Вначале медведь, как бы споткнулся, но через мгновение опрометью, напролом через кусты ринулся вниз по склону поляны и исчез в густых зарослях леса. Егерь, вновь зарядив ружье, остался сидеть на прежнем месте. Прошло около получаса, прежде чем он покинул свой надежный «схрон-засидку».

Егерь слез с дерева, подошел к нетронутому медведем «лакомству» и обнаружил там следы крови: пули не прошли мимо цели. От нее по ложбине с некошеной травой в густой кустарник тянулся кровавый след. Егерь, соблюдая осторожность, с заряженным ружьем, готовый ко всему, пошел по нему. Как впоследствии оказалось, медведь с простреленным сердцем и легким неподвижно лежал метрах в 200-х от места роковой встречи с охотником.

По правилам охотников-медвежатников после произведенного ими выстрела нельзя сразу подходить к убитому зверю. И этот случай тому подтверждение. Казалось бы, два великолепных выстрела были обязаны уложить зверя сразу наповал. Но оказалось, что он, с простреленным сердцем и легким смог еще пробежать довольно значительное расстояние.

Были случаи, рассказывает егерь, когда смертельно раненный зверь поджидал своего обидчика около часа и, изловчившись, собрав последние силы перед своей кончиной, бросался на охотника, нанося ему очень серьезные, а порою и смертельные, увечья.

В благодарность от избавления от столь свирепого и нахального хищника, жители отплатили егерю необычным образом. Зная, что он постоянно живет один одинешенек, они подарили ему хорошую дойную козу, дающую в день более трех литров молока – ту, что стояла на привязи у дома егеря.