Орудие. Исповедь кухонного ножа

Я давно живу в этой квартире. Я помню, как меня купили в соседнем магазине и принесли сюда. Тогда я был совсем новенький, лезвие острое, блестит в свете лампы, а на ручке ещё не стёрлась краска. С тех пор я верно служил своим хозяевам: резал мясо, овощи, фрукты, хлеб. В общем, вёл спокойную рабочую жизнь обыкновенного кухонного ножа.

Теперь мной чаще всего пользовалась дочь человека, впервые принёсшего меня. Самого его я не видел уже давно. Не знаю, что с ним случилось, ведь я никогда не покидал пределов кухни. Его жена, мать нынешней хозяйки, редко резала мной что-то, иногда она приходила, брала меня в руки и, поглаживая лезвие, с грустью говорила, ни к кому не обращаясь:

– Его принёс Гоша...

Потом клала меня на место, стараясь, чтобы дочь не увидела. Но я-то знал: хозяйка всё замечает, но молчит. Иногда она говорила мужчине, которого привела в дом:

– Не будь мать так привязана к этому старому ножу, давно бы его выкинула.

Я не знал точного значения этих слов. Но каждый раз, слыша их, чувствовал страх, хотелось свернуться в кольцо, выставив лезвие наружу и защищая деревянную сердцевину в центре.

А мужчина этот мне очень не нравился. И я уверен, моему первому хозяину он бы тоже не по душе пришёлся. Было в этом человеке что-то дикое, безумное. Я не любил, когда он брал меня своими грубыми руками и рубил продукты с такой силой, что лезвие оставляло отметины на доске. Особенно ожесточенно он кромсал мясо…

Сегодня хозяйка ссорилась со своим мужчиной. Я слышал, как они кричат в соседней комнате. Это не было чем-то из ряда вон выходящим, такие концерты случались два-три раза в неделю. Но сегодня ругань была особенно яростной. Неожиданно послышался звук удара. Раздался крик. Следующие несколько минут, судя по звукам, в комнате шла борьба.

Неожиданно хозяйка вбежала на кухню. На щеке у неё начал уже проступать огромный синяк, волосы были растрёпаны, один рукав домашнего халата порван. Мужчина ворвался следом, лицо его перекосило от гнева, на носу виднелось несколько царапин от длинных ногтей. Женщина отступала к стене, а он наступал, выкрикивая что-то. Поравнявшись со столом, где я лежал, она остановилась. На секунду её взгляд, полный страха и отчаяния, остановился на мне, а затем я уже сжимала меня в потных трясущихся руках.

– Не приближайся! – голос срывался.

– Положи нож, шлюха тупая.

С этими словами он рванулся вперёд. Рука, державшая меня, дернулась вперёд. Я разрезал кожу и погрузился в тёплую плоть. Кровь хлынула на меня, испачкав ручку. Если бы я мог, я кричал бы. Но мне не дано этого. А потому мне оставалось только замереть, чувствуя, как под силой тяжести я погружаюсь всё глубже, и органы всё медленнее работают, жизнь покидает тело. И всё из-за меня …