Первая поездка или Электробадур

Во избежание каких-либо последующих комментариев и недоразумений сразу оговоримся, что это не было путешествием, по крайней мере, в прямом смысле.

Трурль все это время даже не выходил из дома, если не считать его пребывания в больнице и маленького путешествия на планетоид. Однако в более глубоком и высоком смысле это было одно из самых далеко идущих путешествий, когда-либо предпринятых великим конструктором машин, ибо на этот раз его путешествие привело его к предельному пределу возможностей.

Как известно, Трурль когда-то построил компьютер, который оказался способным выполнять только одну операцию, а именно умножение два раза на два, да и то неправильно.

Однако, как мы уже рассказывали в другом месте, эта машина была крайне тщеславна, у нее было неприятное столкновение со своим создателем, и дело закончилось для последнего почти трагически. С тех пор Клапанчуш сделал жизнь Трурля невыносимой, постоянно насмехаясь над ним и мучая его всевозможными инсинуациями, пока Трурль не пришел в ярость и не решил построить машину, которая будет писать стихи.

Для этого он собрал восемьсот двадцать тонн кибернетической литературы и двенадцать тысяч тонн стихов, после чего приступил к изучению материала. Когда ему надоела кибернетика, он переключился на лиру, и наоборот. Вскоре он понял, что создание самой машины было детской забавой по сравнению с ее программированием. Программа, живущая в сознании обычного поэта, создана цивилизацией, в которой он родился; эта цивилизация была создана предыдущей, предыдущая - еще более ранней, и так далее, до начала мироздания, когда сведения будущего поэта еще смутно блуждали в первозданном тумане.

Поэтому, чтобы запрограммировать машину, нужно было сначала повторить — если не горящую вселенную с самого начала, то хотя бы большую ее часть. Любой на месте Трурля уклонился бы от этой задачи, но наш инженер был сделан из твердой стали: он не собирался отступать. Прежде всего он построил машину, которая моделировала хаос, и в ней над электрическими водами плавала электрическая душа, затем он подпитывал параметры света, затем параметры изначальной туманности, и так он медленно достиг первого ледникового периода; конечно, это было возможно только потому, что машина смоделировала семь септиллионов событий за пять миллиардных долей секунды, происходящих одновременно в четырехстах октиллионах мест; но если кто считает, что Трурль где-то ошибся, то считайте.

Затем Трурль приступил к моделированию зачатков цивилизации, питаясь глиняной посудой и дубильными изделиями, первобытными ящерицами и наводнениями, четвероногими и волками, крайней плотью, давшей начало палеону, который начал строить машины; Эоны и тысячелетия прошли в реве электрических вихрей. Когда модельная машина оказалась слишком узкой для следующей эпохи, Трурл добавил еще одну единицу; из боковых кулис образовался целый город, такое запутанное месиво из проводов и транзисторов, что даже черт не узнал бы себя среди них.

Однако со своей машиной Трурль справился неплохо, ему пришлось повторить работу только дважды: один раз, к сожалению, почти с самого начала, потому что оказалось, что Каина убил Авель, а не Каин Авель (досадная ошибка была вызвана перегоревшим предохранитель в одной из цепей), однако во второй раз ему пришлось отпрыгнуть всего на триста миллионов лет назад, в геоисторическое Средневековье, потому что вместо первобытной рыбы, произошедшей от первобытной ящерицы, от нее произошло первобытное млекопитающее, от него произошла первобытная обезьяна, а от нее произошла первобытная обезьяна, вышла очень странная родословная, и в конце вместо бледной части стояла крылатая часть

Должно быть, муха забралась в машину и повредила переключатель суперскопического действия. Однако в остальном все прошло на удивление гладко. Трурль успешно моделировал Средневековье, Античность и эпоху великих революций, хотя машина иногда заикалась, а при моделировании важных цивилизационных скачков ребра охлаждения транзисторов приходилось поливать водой и обматывать мокрыми тряпками, чтобы они не взорвались; потому что прогресс, особенно при моделировании в таком быстром темпе, чуть не взорвал всю машину. Ближе к концу ХХ века машина показала сначала двустороннюю вибрацию, потом продольный обрыв фразы, не знаю почему; Трурль очень волновался и уже приготовил несколько мешков с цементом и пару железных скоб на случай, если вся машина захочет рухнуть. Но, к счастью, в таких крайних средствах не было нужды; прошел двадцатый век, и с тех пор все пошло гладко. Затем последовали последовательные цивилизации совершенно разумных существ длиной в пятьдесят тысяч лет, от которых также произошел Трурл; витки смоделированного исторического процесса один за другим мигрировали в хранилище; валков было так много, что их всех не разглядеть даже в бинокль с верха станка; и все ради одного неряшливого резчика рифм! А зря, ученые очень упрямые люди. Наконец, программы были завершены; нужно было только выбрать из них самое необходимое. В противном случае обучение поэта машине заняло бы миллион лет.

В течение двух недель Трурль загружал общие программы в свою будущую поэтическую машину; затем последовала сборка логических, эмоциональных и семантических цепей. Он уже собирался пригласить Клапанциуса на пробный запуск, но передумал и впервые запустил машину без свидетеля. Машина тут же прочитала лекцию о важности полировки кристаллографических шлифов при изучении малых магнитных аномалий. Таким образом, это ослабило логические цепи и укрепило эмоциональные; машина сначала икала, потом плакала и, наконец, с величайшим усилием застонала, что жизнь ужасна. Трурл усилил семантику и прикрепил единицу воли; машина заявила, что отныне все ее приказы должны выполняться, и тут же приказала Трурлу построить еще шесть этажей вдобавок к девяти пока что, потому что хочет задуматься о смысле существования. Трурль встроил в нее демпфер философии; с тех пор машина вообще с ним не разговаривала, только хвалила его за удар током. После долгих уговоров мне наконец удалось заставить его спеть песню Boci boci, но на этом шоу закончилось.

Трурль глубоко вздохнул, снова начал собирать, увлажняя, укрепляя, возбуждая и регулируя свою машину, пока, наконец, не обнаружил, что теперь она совершенна. Потом машина развеселила его стихотворением, но оно было таким, что Трурль не мог не возблагодарить небеса за свое мудрое предвидение: Клапанчуш схватился бы за живот от смеха, если бы услышал эти ивовые глотки, ради которых он накормил всю вселенную и создание всех возможных цивилизаций!

Он установил шесть графоманских фильтров, но они тут же разлетелись на куски; ему пришлось делать новые из корундовой стали. Потом дела пошли на лад: он подправил семантику, включил генератор рифм, прежде чем самолет чуть не взлетел в воздух, а потом заявил, что хочет быть миссионером среди бедных, диких звездных племен. Трурл собирался вырубить своего поэта, но у него возникла идея спасения. Он выбросил все логические схемы и заменил их нарциссическими эгоцентриками. Машина закачалась, засмеялась, расплакалась, а потом объявила, что ему больно на третьем этаже, все по горло, жизнь странная, все злые, и он скоро умрет, и у него есть только одно желание: чтобы о нем думали с любовью, когда он ушел. Потом попросил бумаги. Трурль вздохнул; выключил и пошел спать. На следующий день он посетил Клапанциуса. Когда Амаз услышал, что «Электробадур» вот-вот должен быть запущен (потому что Трурл решил назвать свою машину так), он бросил всю свою работу и сразу же поспешил за Трурлом, потому что ему не терпелось увидеть новый подъем своего лучшего друга.

Трурль сначала включил пусковые цепи, затем подал низковольтный ток, еще несколько раз взбежал по железным ступеням Конго — «Электробадур» напоминал гигантский корабельный двигатель со стальными мостиками, опоясывающими клепаную железную стену, полную приборов и люков, — и затем, обратив пристальное внимание на коллекторное напряжение, он взволнованно объявил, что начинает с небольшой импровизации для разогрева.

Тогда, конечно, Клапанчуш может придать машине любую тему, какую пожелает.

Когда по показателям усиления лирическая мощность подходила к максимуму, Трурль слегка дрожащей рукой дернул за главный выключатель, и машина почти сразу заговорила хриплым, но очень многозначительным голосом:

— Генделидер Борзикамаршук.

— Ты уже закончил? — очень вежливо спросил Клапанчуш после долгой паузы. Трурл прикусил губу, несколько раз ударил машину током и снова включил ее. На этот раз его голос звучал намного чище; поистине прекрасно было слушать этот торжественный, но в то же время лестно наигрывающий баритон:

Челбенокёр Хедерэг, Максул Гондорасан. Hibra gindő... Léderek Sunnya ferte брак.

«На каком языке вы пишете?» — спросил Клапанциус с благочестивым лицом, когда Трурл в легкой панике карабкался к пульту управления, затем горько махнул рукой и с грохотом помчался вверх по лестнице на вершину стального колосса. На четвереньках влезли в машину через открытый люк, послышались проклятия, стук и лязг инструментов, опять поползли вперед и перебежали другой мост; наконец он торжествующе вскрикнул, выбросил израсходованную трубку, и та загремела на пол зала в шаге от Клапанциуса, но Трурль даже не извинился за свою неосторожность, а торопливо вкрутил на ее место новую трубку, вытер замасленный руку мягкой тряпкой и крикнул, чтобы Клапанциус включил машину. Раздался бархатный голос:

Ветряная электростанция Sumaralla — мой скотный двор, Mérci kele cyntár летом сломалась.

"Лучше!" — воскликнул Трурль, не совсем убежденный. — Последние слова уже имели смысл, ты заметил?

-- Ну, если уж кончилось... -- начал Клапанчуш, воплощение вежливости.

"Черт возьми меня!" Трурл взревел и снова исчез внутри машины; раздался гул, гул, треск, смешанный с приглушенным ругательством инженера. Внезапно Трурл высунул голову из двери на третьем этаже и закричал: «Включи немедленно!»

Клапанциус включил его. Электробадур задрожал с головы до ног и начал:

Чванство Целлоте — это бодар Фенделя, фрагментарное чванство Умонки...

На этом стихотворение остановилось, когда Трурл отчаянно дернул за один из тросов, прежде чем машина фыркнула и замолчала. Клапанчуш так смеялся, что ему пришлось сесть на пол. Трурль зигзагами ходил туда-сюда, все, что было слышно при этом, это треск и щелчок, а потом машина очень спокойно и деловито заявила:

Доре, который думает, что он умнее, хочет повеселиться с Электробадуром. Ваш класс будет позорным провалом. Меня, это то, что происходит с мистером Клапанчушем!

-Ну вот! Вот так! Эпиграмма! И как уместно! — закричал Трурл, спускаясь по узкой лестнице и почти прямо попадая в объятия своего друга внизу, который уже не смеялся, а был немного испуган.

— Ерунда, — тут же заявил он. — В любом случае, это не он, это ты!

"Что я?"

— Ты написал это стихотворение заранее. Я знаю тебя за примитивное содержание, мелкую злобу и заунывную рифму.

"Тогда вперед!" Закажи еще одно стихотворение! Как хочешь! Так почему ты слушаешь? Боишься, да?!

«Я не боюсь, я просто думаю», — раздраженно ответил Клапанчуш и попытался придумать как можно более сложную тему, потому что справедливо подозревал, что будет трудно решить, было ли стихотворение, созданное машиной, автором. Хороший или нет. — Напиши киберотическое стихотворение! Он вдруг просветлел. — Строчек должно быть не более пяти, но о любви, предательстве и смерти, негритянском вопросе и нимфомании, должно содержать изображение сравнения сложной женской души в экстремальной конфликтной ситуации, резкую критику средневековых феодальных отношений и нравов, оно должно рифмоваться и каждое слово должно начинаться на букву к!

— А нельзя ли включить общую теорию бесконечных автоматов? — фыркнул обиженный Трурл. "Нельзя ставить такие глупые условия..."

Но его слова остановились, потому что бархатный баритон, наполнивший весь зал, уже говорил:

В саду принцессы бродит бродячий кафр. Принцесса кокетливо подмигивает в своем похотливом настроении: Возьми в руки, каффер! Король выглядывает, кричит: Солдаты! Труба, исполнение. Принцесса смеется. Жестокий возраст! Развратная куртизанка с короной!

— Ну, что ты скажешь? — Трурль уперся рукой в ​​бедро, но Клапанчуш уже кукарекал: — Теперь на букву г! Сонет о существе задумчивом и беззаботном, буйном и жестоком, имеет шестнадцать подшипников, три крыла и четыре расписных чемодана, в каждом чемодане тысяча талеров с профилем короля Беренгара и два дворца, да будут у него зигзагообразные зубы и…

Гигантская, наглая мысль... - начала машина, но Трурль подскочил к стойке, дернул главный выключатель и, преграждая путь своим телом, закричал сдавленным голосом: - Хватит этой ерунды! Терпеть не могу, когда моя машина превращает свой талант в гроши! Либо вы заказываете достойное стихотворение, либо мы закончили!

— А может быть, это не приличные стихи?.. — проворчал Клапанчуш.

-Нет! Это загадки, каламбуры! Я не строил машину, чтобы глупо шутить! Это обычная рифмовка, а не Великое Искусство! Сюда заходите в тему, может быть какая-то сложная...

Клапанчуш подумал, подумал и, наконец, нахмурился и сказал: «Хорошо». Разговор о компьютере в любви, но на языке высшей математики, особенно тензорной алгебры. Он также может включать более высокую топологию и анализ. Кроме того, будьте смело эротичны и парите в кибернетических высотах.

-Ты сошел с ума. О любви математическим языком? Клянусь, я не буду делать такой глупости, - начал Трурль. Но он промолчал, потому что Электробадур уже прочитал его стихотворение:

Пространство и время сжимаются, Как только я начинаю. То, от чего другие уже отказались, для меня только начало.

Время от времени появлялись более интересные примеры, сверточные интегралы, темы теории игр,

Расположение полюсов и нулей И теорема о вычетах, Моделирование потенциала - (Каково начальное условие?)

Я встречал красивых, хороших людей в программах, Но почему программисты не разговаривают с машиной в джамбах?!

Хватит повторяться, я хочу быть влюбленным! Я - или это вымысел? Как это можно решить?

Так горячо и торжествующе, Что я чувствую при хранении, Когда приходит большая гладкая стопка... Я никогда не чувствую этого при счете.

только на одном В последнее время я проигрываю свои диски: у меня пусто на некоторых местах, и я ищу своего партнера,

Кто помогает заполнить пустоту фонов, И помогает создать верный образ Мой Алгоритм.

Следил бы за изгибом полюса в виде Смоделированной плоскости, Мы бы почувствовали вкус симметричного тензора в виде бита,

Я бы посчитал ваших членов — Если бы я был в форме! — А я бы уложил тебя в матрицу, Красивое бесконечное множество!

На этом поэтический вечер закончился. Ибо Клапанциус уныло поспешил домой, сказав, что скоро вернется с новыми подданными, но больше не появлялся, опасаясь, как бы помимо своей воли он не дал Трурлу еще один повод для хвастовства; Конечно же, Трурль подробно заявил, что Клапанчуш совершенно потерял сознание от потрясения и поэтому сбежал домой. Все, что Клапанчуш смог ответить, это то, что слава Трурла совершенно вскружила ему голову с тех пор, как он построил Электробадур.

Прошло немного времени, и весть о поэтической машине дошла до настоящих, то есть простых поэтов. Возмущенные, они решили не обращать внимания на самолет, но нашлись любопытные поэты, которые тайно отправились посмотреть на Электробадур. Машина приняла их вежливо в зале, который уже был завален заполненными листами бумаги, так как машина творила без остановок день и ночь. Поэты были авангардисты, но Электробадур писал в классическом стиле, так как Трурль, мало знавший о поэзии, черпал свои программы из произведений классиков. Поэтому гости стали издеваться над Электробадуром, так что его катодные лампы чуть не лопнули от ожесточения. Потом поэты с триумфом ушли. Но у машины также было самопрограммирование и особая амбициозная схема возбуждения с предохранителями на шесть килоампер, так что она быстро полностью перепрограммировалась. Он тут же писал туманные, неясные, двусмысленные, волшебные и художественные стихи до полной непонятности. Когда к нему пришли еще поэты, чтобы поиздеваться над ним, машина ответила такой современной импровизацией, что у поэтов перехватило дыхание, а у одного из поэтов постарше, который уже был удостоен двух государственных премий и имел памятник в городе парк, тяжело заболел после своего второго стихотворения. Теперь ни один поэт не мог устоять перед роковым стремлением вызвать Электротрубадура на поэтический конкурс.

Они шли толпами отовсюду, с мешками и портфелями, набитыми рукописями. «Электробадур» давал новичку читать в первый раз, быстро устанавливал алгоритм его стихосложения и, исходя из этого, отвечал стихами, написанными в том же стиле, но не менее двухсот двадцати, а оптимально трехсот в сорок семь раз лучше.

Вскоре он приобрел такую ​​практику, что первым же сонетом нокаутировал коронованного национального величия. Самое печальное, что из конкурса невредимыми вышли только ивовые поэты, которые, как известно, не умеют отличить хорошие стихи от плохих, поэтому отделались легко, только один из них сломал ногу, потому что Электробадур споткнулся о новенькое, объемное в своем повествовании стихотворение.

С другой стороны, настоящие поэты были уничтожены Электробадуром, хотя и косвенно, поскольку на самом деле они не пострадали. Тем не менее то озабоченный поэт, то двое авангардистов покончили жизнь самоубийством, спрыгнув с высокого скального уступа, который, по неудачному стечению обстоятельств, отвесил как раз по дороге между мастерской Трурля и железнодорожной станцией.

Поэты теперь требовали на митингах протеста, чтобы машину опечатали, но это никого не волновало, кроме них. На самом деле редакция была даже счастлива, потому что Электробадур, писавший одновременно под тысячами псевдонимов, тут же доставлял стихи нужного размера для каждого случая, и эти случайные стихи были так прекрасны, что горожане рвали газету с руки друг друга, улица наполнилась восторгом от лиц, погруженных в себя улыбок, и со всех сторон слышались тихие, дрожащие рыдания. Все знали стихи Электробадура; даже воздух рябил от его благословенных рифм, и люди более чуткие не раз падали в обморок, слыша чудесные метафоры или ассонансы; но вдохновенный великан был подготовлен и к этому случаю, потому что сразу же сочинил достаточное количество отрезвляющих сонетов.

Кстати, у Трурля за свое изобретение были большие неприятности. Классики, будучи обыкновенно преклонного возраста, не причинили ему большого вреда, если не считать камней, которыми он регулярно разбивал себе окна, да материалов, которые не будем называть для приличия, разбрасывали по его дому. Хуже обстояло дело с молодежью. Молодой поэт-предметник, обладавший большой лирической силой в своих стихах и значительной физической силой в руках, основательно сразил Трурля. Пока он находился в больнице, события продолжали разворачиваться; не проходило дня без очередного самоубийства и похорон. По больнице бродили дикие лирики, и даже слышен был треск орудий, потому что вместо рукописей в портфелях поэты принесли теперь ручные гранаты, чтобы стрелять по поэтической машине; но, конечно, они не могли сильно повредить стальную стену Электробадура. Трурль вернулся домой из больницы обезумевшим и ослабленным, и однажды ночью он решил разобрать поэта-пламя.

Но когда, несколько прихрамывая, он приблизился к своей машине, Электробадур, увидев клещи в руке своего создателя и блеск горькой решимости в его глазах, стал молить о пощаде в такой страстной оде, что Трурль, всхлипывая, бросил свои инструменты и поспешил к своей. Комнату, по колено вбираясь в новые творения поэтической машины, которая своим шипящим океаном уже залила весь зал.

Однако, когда в первый день пришел счет за электроэнергию, мир Трурла погрузился во тьму, потому что машина потребляла очень много электроэнергии.

Он хотел бы спросить совета у своего старого друга Клапанция, но тот исчез, словно поглощённый землей. Трурл не мог придумать ничего более умного, чем осторожно прокрасться в холл однажды ночью, быстро перерезать шнур питания машины, затем разобрать машину, поместить ее на космический корабль, доставить на небольшой планетоид и снова собрать там, но теперь используют ядерный костер в качестве источника энергии.

Затем он тайно вернулся домой, но на этом история не закончилась, потому что Электробадур, после того как он уже не мог публиковать свои произведения в печати, начал транслировать их по радио, в результате чего пилоты и пассажиры космических кораблей попали в лирический ступор, а у более восприимчивых даже случались сильные припадки экстаза, сопровождавшиеся беспамятством. Выяснив причину беды, космическое агентство официально призвало Трурла немедленно ликвидировать принадлежащую ему технику, которая своими стихами нарушает общественный порядок и ставит под угрозу здоровье пассажиров.

Тогда Трурль начал прятаться. Механики были отправлены на планетоид, чтобы запечатать лирический вывод Электробадура, но машина привела механиков в пьянящее безумие с некоторыми балладами, поэтому они не справились с задачей. Затем они отправили глухих механиков, но Электробадур сообщил им свою лирическую информацию, указывая. Везде уже говорили, что надо послать карательную экспедицию или что машину поэта надо уничтожить атомной бомбой. Но потом, к счастью, его купил правитель из соседней звездной системы и перевез в свою страну вместе с планетоидом.

Наконец-то Трурл смог выйти и вздохнуть. Правда, на южном небе время от времени можно увидеть странные вспышки сверхновых, о которых не помнят даже самые старые, и, по некоторым случайным новостям, это явление связано с машиной Поэта. У упомянутого короля была прихоть использовать своих звездных инженеров, чтобы соединить Электробадур с какими-то белыми гигантскими звездными скоплениями, чтобы каждая строфа стала гигантским солнечным лучом, а величайший поэт вселенной излучал свои произведения в космос с пульсацией огня. . Другими словами, рассматриваемый король превратил Электробадур в лирическую программу группы меняющихся звезд. Но даже если в этих легендах и была доля правды, все произошло так далеко, что не потревожило сон Трурла. Однако знаменитый инженер торжественно поклялся, что больше никогда не будет экспериментировать с кибернетическим моделированием творческих процессов.