Смягчений не будет. А вот насколько высоко поднимется новая волна преследований, станет видно в ближайшее время.
Поздно вечером в среду, после непривычно долгих раздумий, Тверской райсуд Москвы вынес необычно умеренное решение — отказал следствию, которое просило заключить ректора Шанинки (Московской высшей школы социальных и экономических наук) Сергея Зуева под стражу, и отправил его не в тюрьму, а под домашний арест.
Считайте это совпадением, но в тот день Владимир Путин сначала выступал на форуме «Российская энергетическая неделя», потом давал интервью ведущей этого мероприятия Хедли Гэмбл — и освободился, видимо, не очень рано. Может быть, с ним советовались, отсюда и задержка судебного вердикта.
Нестандартным по нынешним временам было и то, что за своего ректора заступились не только многочисленные выпускники, преподаватели и студенты Шанинки, но и она сама как учреждение: Высшая школа социальных и экономических наук отказалась изображать доверие к таинственной «экспертизе» неясного происхождения, обвиняющей почтенного ученого в краже нескольких миллионов рублей.
Есть и колебания в номенклатурном кругу. Радостный лакейский вой, поднятый в охранительных псевдоСМИ и Telegram-каналах по поводу арестов Ильи Сачкова и Марины Раковой с четырьмя ее сотрудниками, вовсе не созвучен с настроениями среднего и даже высшего слоя наших начальников. По крайней мере, большинства из них.
заступился за Зуева с думской трибуны: «То, что этого человека, его вуз обвиняют в том, что они украли 21 миллион рублей — это просто, конечно, позорно. И когда человека такого возраста, такого уважаемого, вытаскивают из постели, больного тащат в суд — это действительно явный дисбаланс в современной системе не только силовых органов, но и образования»…
Охранительная машина дала небольшой сбой. Но признак ли это торможения репрессивной волны?
Вот что сказал на днях лондонский политолог российского происхождения Владимир Пастухов: «Я считаю, что репрессии будут углубляться и расширяться… Сколько бы веревочке ни виться, заканчивается она все равно в ГУЛАГе. Масштаб предугадать очень трудно. Есть приятное для всех нас обстоятельство: в целом человеческие отношения — не только в России, во всем мире — становятся более гуманными. То, что было психологически допустимо в 1930-е, сейчас трудно представить… Но все равно репрессии будут расти. И главным сейчас становится подавление инакомыслия. Я не знаю, дойдем ли мы до лагерей концентрационных, надеюсь, что все-таки не успеем. Но то, что репрессии основным своим объектом выберут уже не активизм, а думающих иначе, — это для меня совершенно очевидно…»
Конечно, Пастухову удобно издалека выстраивать логические схемы. Но описанный им ход событий, как минимум, возможен. Достаточно оглянуться на два года назад и сравнить с тем, что у нас сейчас. И конечно, под ударом могут оказаться многие сотни тысяч сограждан, а вовсе не только оппозиционеры-celebrities и невезучая часть номенклатурщиков. Я рассказываю здесь о преследовании людей нерядовых только потому, что сценарии расправ с ними очень наглядны и могут стать образцами для гораздо более широких репрессий.
И тут не обойтись без авторитетного мнения главы нашего государства. Вернемся на заседание энергетического форума — в те самые часы, которые предшествовали вечернему либерализму Тверского райсуда Москвы. Импровизированные ответы Владимира Путина на вопросы ведущей стали небольшой сенсацией.
Рассказывая собеседнице, как выглядит российская демократия, он четыре раза подряд произнес слово «стабильно» и дважды — «спокойно»: «Все должно развиваться стабильно, спокойно, без всяких выбросов негативных эмоций. Понимаете? Все должно гарантировать интересы людей, и политическая система России тоже так же стабильно развивается, для того чтобы не допустить еще какую-нибудь революцию. Нам нужна стабильная, спокойная обстановка и стабильное развитие экономики, социальной сферы. Мы по этому пути, слава богу, сегодня идем, и надеюсь, что будем идти дальше…»
Таков достигнутый идеал. Мало того. В этом царстве стабильного покоя есть уголок и для оппозиции. Речь, кстати, не о Навальном, ведь он «находится в местах лишения свободы не за политическую деятельность, а за уголовные преступления, в том числе в отношении иностранных предпринимателей, работающих в России, причем неоднократные».
Что же до неназванных политических оппозиционеров, то: «Далеко не все в тюрьме. Люди работают — те, которые не нарушают законов соответствующих». Вождь не уточнил, на каких работах они используются, однако, отвечая на другие вопросы, многое рассказал про «одну из наших радиостанций» (ее название — «Эхо Москвы», он так и не произнес, как и фамилию Навального), которую «никто не трогает», хотя она «занимает непримиримую позицию к властям… крайние позиции по любому вопросу, и каждый второй имеет там иностранный паспорт либо вид на жительство…»
Вождь не уточнил, из каких источников он получил доверительные сведения о количестве этих документов. А ведущая, естественно, не спросила, уравновешиваются ли они такими же документами, имеющимися у множества людей, которые «по любому вопросу» занимают «крайние» пропутинские позиции, начиная с итальянского вида на жительство у Владимира Соловьева.
Впрочем, не все согласятся, что Алексей Венедиктов так уж непримирим «по любому вопросу». Например, относительно электронного голосования его позиция настолько совпала с официальной, что даже доставила ему несколько неловких минут.
Так или иначе, «Эхо» высочайше признано находящимся пока по эту сторону государственной терпимости.
А затем, вычерчивая границу, отделяющую допускаемую оппозиционность от недопустимой, и разъясняя, грозит ли нобелевскому лауреату Дмитрию Муратову объявление иноагентом, Путин перешел к самому интересному пункту своих рассуждений: «Если он не нарушит российский закон и если он не даст повода, для того чтобы быть объявленным в качестве иностранного агента, значит этого не будет. А если он будет прикрываться Нобелевской премией как щитом, для того чтобы делать то, что нарушает российский закон, значит он пойдет на это сознательно…»
Все заметили, что этим предупреждением глава России взял назад те сдержанные, но вежливые поздравления, с которыми к Муратову обратились его подчиненные по кремлевской и правительственной линии. Но мало кто обратил внимание на важнейшую карательную новинку. Ведь до сих пор иноагентов формально не считали преступниками и заносили в реестр вовсе не за нарушение российского закона, а за вполне легальное получение денег из иностранных источников.
Скорее всего, на бумаге все останется по-прежнему. Но Путин напомнил о фактической стороне дела: о том, что те, кто «даст повод» — враги. И с ними будут обращаться соответственно, чем бы они ни «прикрывались» — политической деятельностью, Нобелевской премией или, добавим от себя, даже и нормами иноагентского закона.
Анонсируется ли таким порядком еще одно расширение репрессий? Не совсем наверняка. Надо еще увидеть, случайным ли был сбой, произошедший в среду вечером. Но прогноз неважный.
Автор новости
