Все оттенки истины. Видение адвоката

Истина – верное отражение объективной действительности в сознании человека, воспроизведение её такой, какой она существует сама по себе, вне и независимо от человека и его сознания.

Говоря об истине, нельзя не вспомнить притчу из «Поэмы о сути всего сущего» (Масневи-и-маанави) Джалала ад-Дина Мухаммада Руми «Как выглядит слон?»:

Однажды в город для всеобщего обозрения был приведен слон. До того, как провести его напоказ по улицам, его поместили внутрь некоего строения. Наиболее нетерпеливые пришли посмотреть слона прямо в стойле, прошли внутрь этого строения, но там было темно и им пришлось знакомиться со слоном на ощупь. И каждый, кто трогал слона, сразу же вслух высказывал свое предположение о том, как он выглядит.

Тот, кто гладил хобот, пришел к выводу, что слон похож на водосток, и поделился своими впечатлениями с другими. Но женщина, которая в этот момент трогала уши слона, сказала, что слон похож на опахала, а тот, кто прикоснулся к ногам животного, заявил, что слон – это просто какая-то колонна. Мужчина, ощупывавший бок слона, решил, что слон выглядит, как кресло, или даже как шахский трон. И разных мнений о внешности слона было высказано ровно столько, сколько людей ощупывало его в темноте.

Как это похоже на повседневные будни юриста-процессуалиста. Есть некое дело. Истец рассказывает о его «ушах». Ответчик – о «ноге». Представители сторон – уже об «опахале» и о «колонне» соответственно. И свидетелям найдется что описать. А суд за всем этим должен разглядеть «слона», притом, что некоторые части данного «слона» так никогда и не будут описаны. Но именно «слон» является истиной.

Следует отметить, что в современном отечественном законодательстве понятие истины целиком отсутствует. Ни уголовный, ни арбитражный, ни гражданский процессы не ставят своей целью или задачей поиск истины. Из этого можно сделать вывод, что истина уходит в отечественном правосудии на второй план.

Лишь в Федеральном законе от 15.07.1995 N 103-ФЗ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" термин «истина» употребляется в ст.ст. 18, 20 и 21 в контексте основания ограничений свиданий, переписки, предложений и жалоб, в случае, когда они могут помешать установлению истины по уголовному делу.

Между тем, в советском процессуальном законодательстве понятие истины присутствовало.

В качестве примера сравним ст. 60 ГПК РСФСР (в редакции от 03.07.1992) с аналогичной ст. 68 ГПК РФ «Объяснения сторон и третьих лиц».

Ст. 60 ГПК РСФСР говорит, что «суд может считать признанный факт установленным, если у него нет сомнений в том, что признание соответствует обстоятельствам дела и не совершено стороной под влиянием обмана, насилия, угрозы, заблуждения или с целью сокрытия истины».

В ст. 68 ГПК РФ содержится иная формулировка: «В случае, если у суда имеются основания полагать, что признание совершено в целях сокрытия действительных обстоятельств дела или под влиянием обмана, насилия, угрозы, добросовестного заблуждения, суд не принимает признание, о чем судом выносится определение».

Такие же различия присутствуют в ст. 173 ГПК РСФСР и ст. 179 ГПК РФ «Допрос несовершеннолетнего свидетеля».

В ст. 173 ГПК РСФСР указано: «В исключительных случаях, когда это необходимо для установления истины, на время допроса несовершеннолетнего свидетеля из зала судебного заседания по определению суда может быть удалено то или иное лицо, участвующее в деле».

В ст. 179 ГПК РФ формулировка иная: «…если это необходимо для установления обстоятельств дела…».

Сравним также УПК РСФСР (в редакции от 27.08.1993) и УПК РФ.

В соответствии со ст. 243 УПК РСФСР председательствующий руководит судебным заседанием, принимая все предусмотренные настоящим Кодексом меры к всестороннему, полному и объективному исследованию обстоятельств дела и установлению истины, устраняя из судебного разбирательства все, не имеющее отношения к делу, и обеспечивая воспитательное воздействие судебного процесса.

Согласно ст. 243 УПК РФ председательствующий руководит судебным заседанием, принимает все предусмотренные настоящим Кодексом меры по обеспечению состязательности и равноправия сторон; председательствующий обеспечивает соблюдение распорядка судебного заседания, разъясняет всем участникам судебного разбирательства их права и обязанности, порядок их осуществления, а также знакомит с регламентом судебного заседания.

Таким образом, сравнивая советский процесс с современным, можно сделать вывод, что он настолько формализировался, что установление истины в нем потеряло свое значение.

Жак Вержес (французский адвокат, защищал Джамилю Бухиред, Ильича Рамиреса Санчеса, Клауса Барбье) говорит о процессе следующим образом: «В каждом процессе перед публикой разворачивается драма, дуэль между защитой и обвинением. Каждая сторона рассказывает историю, которая не обязательно является правдой, но теоретически возможна. В конце кого-то признают победителем, но это не имеет никакого отношения к справедливости» .

С точки зрения современного российского правосудия Жак Вержес, увы, прав.

Правильна ли правовая политика, заключающаяся в официальном признании того, что ни суд, ни правоохранительные органы истины не ищут? Должен ли адвокат в таком случае способствовать установлению истины в суде?

Для начала рассмотрим, из чего состоит понятие процессуальной истины.

Истина, безусловно, одна на всех, вне зависимости процессуальная она или какая-либо другая. Но для организации любого юридического процесса требуется специфический язык. Реальность же человек воспринимает через свои чувства – сенсорику. То есть, он, чтобы изложить произошедшее, должен сначала осознать свои чувства, выразить их с помощью речи, а затем перевести сказанное им на профессиональный язык с обязательным правильным использованием терминов.

Здесь возможны следующие виды ошибок:

• нарушение сенсорики у субъекта восприятия (глуховат, близорук, низкий/высокий болевой порог и т.п.);

• неадекватное осознание реальности субъектом восприятия (преувеличение, преуменьшение, фантазия);

• неверное речевое выражение реальности субъектом восприятия (не является носителем языка, имеет низкий уровень образованности, употребляет просторечия, употребляет слова и термины в ошибочном значении);

• неполное изложение (описание);

• неправильная юридическая квалификация изложенных обстоятельств.

Любая из приведенных выше ошибок приведет к утрате истины.

С первого взгляда кажется, что сказанное выше характерно только для устных доказательств (показаний), однако это не так. Абсолютно теми же характеристиками обладают и письменные доказательства: объяснения, протоколы, иные документы. Говоря же о вещественных доказательствах, следует сказать, что указанный выше процесс будет происходить в момент их исследования.

Процесс восприятия реальности и ее трансляции, а также перевода на юридический язык является интерпретацией фактов.

Интерпретация фактов может быть истинной, когда она не содержит ошибок, и, соответственно, ложной.

В судебном процессе интерпретация фактов имеет минимум два уровня: уровень сторон и судейский уровень. Если стороны обращаются к представителям, тогда появляется еще один уровень интерпретации, находящийся между судейским уровнем и уровнем сторон.

Каждый уровень интерпретации фактов имеет соответствующие ему характеристики.

На уровне интерпретации фактов сторонами имеет место их односторонняя оценка, при которой все обстоятельства, свидетельствующие против интересов стороны-интерпретатора, либо не осознаются, либо не выражаются стороной. В первом случае имеет место непреднамеренная ложная интерпретация фактов, во втором – умышленная ложная интерпретация фактов.

Одна из сторон непременно дает ложную (непреднамеренную, либо умышленную) интерпретацию в суде. Но чаще всего ложную интерпретацию дают обе стороны, умалчивая о каких-то связывающих их фактах, лежащих в основании возникшего спора. Однако именно стороны соприкасаются непосредственно с реальностью.

Если обе стороны лгут, то истину установить невозможно.

Интерпретация фактов на уровне представителя имеет специфику, заключающуюся в том, что он не соприкасается непосредственно с реальностью, а помогает стороне перевести ее интерпретацию на юридический язык и указать на несостоятельность интерпретации процессуального противника.

Интерпретация фактов на судейском уровне заключается в том, что судья, по сути, должен выявить ошибки в интерпретациях фактов сторонами, приводящие к их расхождению и сформулировать на этой основе свою интерпретацию фактов, разрешив дело в соответствии с законом. На судейскую интерпретацию фактов влияют исследование письменных доказательств и вещдоков, где судья непосредственно соприкасается с реальностью, интерпретация фактов свидетелями, экспертами, специалистами, погрешность перевода.

Между тем, в ситуации, когда обе интерпретации фактов сторонами являются ложными, это должно найти отражение в судейской интерпретации. Если природа ложных интерпретаций умышлена, представляется необходимым для суда выяснить истинные мотивы сторон. Иначе суд может стать просто своеобразным орудием для неправового разрешения споров.

В качестве иллюстрации такого оборота вещей можно привести следующий пример:

Лицо покупает авторскую работу у ее автора (курсовая, диплом, диссертация и т.д.), с целью выдать авторство этой работы за свое. Данная покупка осуществляется при посредничестве некой организации. По каким-то своим соображениям организация вдруг отказывается платить автору обещанную плату. Автор подает в суд иск о признании права авторства на вышеуказанную работу и выплате ему соответствующей компенсации за нарушение данного права к лицу, которое уже успело этой работой воспользоваться.

Обе стороны в данном случае будут скрывать суть дела от суда. Так как право авторства в соответствии с гражданским законодательством неотчуждаемо, то автор, продавая его, нарушил закон, и его действия очень близко отстоят от мошенничества. Поэтому при отсутствии письменных доказательств истец будет утверждать, что указание в качестве автора работы ответчика стало для него полной неожиданностью. Ответчик так же не заинтересован признаваться в том, что работу он купил, так как это влечет для него последствия в научном (студенческом) мире.

В результате обе стороны в суде вынуждены что-то изобретать, выдавая это за реальность.

Любое решение суда в данном случае, если он будет исходить только из той картины, которую представят ему стороны, будет ложным и неправомерным. Поиск истины здесь необходим.

Аналогичный пример можно привести и в случае самооговора, когда лицо за деньги соглашается вместо преступника совершить явку с повинной и взять всю вину на себя. Суд в данном случае должен также стремиться именно к истине, вне зависимости от того как хорошо в этом случае будет подготовлен подсудимый, и что будет подтверждаться материалами предварительного следствия.

Итак, мы охарактеризовали интерпретацию фактов, но помимо нее есть еще и интерпретация права.

Под интерпретацией права следует понимать процесс понимания правовых явлений.

Существуют три основных уровня правовой (юридической) интерпретации: научный, законодательный и правоприменительный. Научный уровень интерпретации дает первичные объяснения юридическим явлениям. Законодательный уровень – объяснения явлений как они даются в нормативно-правовых актах. Правоприменительный уровень – объяснения конкретных правовых случаев через нормы права, применение норм права к конкретным правовым случаям.

Рассмотрим каждый из этих уровней поподробнее.

Процесс понимания правовых явлений ученым строится исходя из того, что при проведении научных исследований он непосредственно соприкасается со сферой юридического бытия – некоего идеала, явления которого являются объектами исследования. Продуктом научного исследования юридического бытия является научное знание о юриспруденции.

На правовую интерпретацию научного уровня оказывают влияния научная школа ученого, его научные взгляды, учителя, качество полученного образования, личные творческие способности, стиль мышления, методология исследования и т.п.

В связи с этим возможно, что одно и то же правовое явление будет по-разному интерпретироваться разными учеными и иметь несколько научных интерпретаций.

Законодатель не взаимодействует напрямую с юридическим бытием. Его взаимодействие ограничивается существующими научными юридическими теориями, которые он имплицирует в нормы права. Основная сложность здесь заключаются в том, как придать научной теории вид нормы закона.

Если законодатель будет заниматься исследованием юридического бытия самостоятельно, то это либо существенно удлинит сроки законотворчества (так как введение каждого нового правового института будет по времени и затраченному труду соизмеримо с написанием диссертации), либо резко снизит качество такого исследования до такого уровня, где его результаты будут однозначно не объективны и не применимы. В первом случае это приведет к тому, что развитие законодательства не будет поспевать за развитием правоотношений, а во втором – что принятые законы не будут работать ввиду институциональных просчетов.

На правовую интерпретацию законодательного уровня влияют в большей степени тип правовой системы государства, его система права, конструкция норм права, социально-политическая обстановка, культурно-исторический фактор и т.п.

В одном государстве не должно быть двух разных законодательных интерпретаций одного правового явления, иначе это приведет к правовой коллизии. Если в государстве широкое распространение получает правовое явление, не имеющее законодательной интерпретации или имеющее недостаточную законодательную интерпретацию, то это приводит к возникновению пробела в праве.

Третий уровень правовой интерпретации – правоприменительный. Правоприменитель должен строго следовать букве закона, т.е. интерпретации правового явления, данной законодателем. Но теперь ему предстоит понять, применима норма права к конкретному юридическому казусу и подпадает ли конкретный юридический казус под соответствующую норму права.

В идеале интерпретация правоприменителя не должна вторгаться в сферу законодателя, так как это противоречило бы принципу разделения властей и принципу законности. Тем более такое вторжение не возможно в сферу науки, так как научная интерпретация правового явления шире интерпретации, данной ему законом.

Однако, если имеется правовой пробел или правовая коллизия правоприменителю приходится расширять объект интерпретации, иначе он не сможет принять никакого решения.

На правовую интерпретацию правоприменительного уровня влияют такие факторы, как квалификация, компетентность правоприменителя, его личный опыт, сложность конкретной правовой ситуации, наличие практики правоприменения, наличие руководящих разъяснений, скрытый интерес и т.п.

Теперь, возвращаясь к вопросу истины, следует сказать, что относительно правовой интерпретации об истине можно говорить, когда имеет место прямая последовательность от научного уровня, через законодательный, до правоприменительного.

Это так, потому что, если научных изысканий не проводилось невозможно определить, верно ли законодатель определил правовой институт в норме права или нет, и существует ли такой институт в юридическом бытие в принципе, либо он имеется только на бумаге. Далее, если имеется правовой пробел или правовая коллизия невозможно выяснить истинный порядок вещей, предполагаемый законодателем, а также принять решение, не подменяя законодательной интерпретации правового явления.

Поскольку законодательная интерпретация занимает центральное место в системе правовой интерпретации, то при отсутствии высокопрофессионального законодательного органа в государстве, истина становится практически не достижимой.

Итак, подытожим вышесказанное, истина может быть установлена в суде только при наличии истинной интерпретации фактов и истинной интерпретации права.

Основным интерпретатором в таком случае будет являться судья, в компетенцию которого с одной стороны входит установление обстоятельств дела, а с другой – определение закона, подлежащего применению.

Но судья при этом также будет являться и равноудаленным как от реальности, так и от правового бытия, так как не является не участником конфликта (очевидцем), не ученым-исследователем права. Его интерпретация фактов, как уже было сказано выше, будет в основном строиться на интерпретации фактов сторонами, а интерпретация права будет основана на законодательной интерпретации и зависеть от факторов, влияющих на правоприменителя.

В большинстве случаев истину установить невозможно, так как даже если ошибки в интерпретации фактов отсутствуют, то, вследствие плохого нормативно-правового регулирования спорных отношений, невозможно избежать ошибок в интерпретации права.

Однако, это не умоляет значения истины для правосудия, так как без стремления к истине оно превращается в простую формальность.

Таким образом, истина является идеалом, к которому правосудие должно стремиться.

Перейдем теперь к вопросу о роли адвоката в установлении истины судом.

Для начала рассмотрим взаимоотношения адвоката с доверителем – очевидцем, непосредственно соприкоснувшимся с реальностью, и являющимся первым интерпретатором фактов.

Здесь следует обратить внимание на п. 7 ст. 10 Кодекса профессиональной этики адвоката, который говорит о том, что при исполнении поручения адвокат исходит из презумпции достоверности документов и информации, представленных доверителем, и не проводит их дополнительной проверки.

Кроме того, п.п. 1, 3 ч. 4 ст. 6 Федерального закона от 31.05.2002 N 63-ФЗ "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации" устанавливают, что: адвокат не вправе принимать от лица, обратившегося к нему за оказанием юридической помощи, поручение в случае, если оно имеет заведомо незаконный характер; адвокат не вправе занимать по делу позицию вопреки воле доверителя, за исключением случаев, когда адвокат убежден в наличии самооговора доверителя.

П. 1 ч. 1 ст. 7 этого же Закона также предусматривает обязанность адвоката честно, разумно и добросовестно отстаивать права и законные интересы доверителя всеми не запрещенными законодательством Российской Федерации средствами.

Из приведенных выше норм следует следующее.

Доверитель предоставляет адвокату с одной стороны информацию в виде личной интерпретации фактов, с другой – кусочки реальности в виде документов и вещественных доказательств, которые адвокат должен интерпретировать сам.

При работе с интерпретацией фактов доверителя адвокат не может принимать их за вымысел, выдумку, как бы странен не казался рассказ доверителя, так как по сути другого источника информации у него нет. Но во избежание ошибок, характерных для интерпретации фактов, он должен задавать уточняющие вопросы.

Если в интерпретации фактов обнаруживаются явные ошибки, адвокат обязан указать на них своему доверителю. Однако, данные ошибки как таковые не могут стать препятствием для оказания доверителю юридической помощи.

Единственная ошибка, при которой адвокат обязан отказаться от принятия на себя поручения по делу заключается в неправильной юридической квалификации изложенных обстоятельств. Если доверитель не согласен с той юридической квалификацией обстоятельств, которую предлагает адвокат, то в таком случае произойдет конфликт позиций.

Если адвокат пойдет у доверителя «на поводу» и займет его позицию, зная, что она не основана на законе, то в таком случае он нарушит п. 1 ч. 4 ст. 6 Федерального закона от 31.05.2002 N 63-ФЗ "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", что повлечет за собой также и нарушение п. 1 ч. 1 ст. 7 данного Закона, так как невозможно разумно и добросовестно отстаивать незаконные интересы.

Таким образом, адвокат просто обязан, и к этому есть предписания закона, исправить ошибки, имеющиеся у доверителя в его интерпретации фактов и связанные с неправильной юридической квалификацией обстоятельств. Однако исправление только одних таких ошибок не делает интерпретацию фактов доверителя истинной.

Другие ошибки могут быть исправлены только в ходе беседы адвоката с доверителем и выявления мельчайших деталей и обстоятельств, уточнения полученной информации.

Естественно, что если мимо адвоката пройдут незамеченными иные ошибки, то нельзя говорить об истинности юридической квалификации, но при этом также нельзя говорить и о недобросовестности адвоката, так как он является в первую очередь профессиональным юристом, а не профессиональным психологом или психиатром, что и закреплено в указанном выше п. 7 ст. 10 Кодекса профессиональной этики адвоката.

Документы и вещественные доказательства, представленные в материалах дела или переданные адвокату от доверителя, интерпретируются им самим. Это наиболее ответственный участок работы, так как любые ошибки в интерпретации фактов будут лишь на совести адвоката и ослабят его позицию в суде.

Адвокат также вполне самостоятелен в работе над доказыванием ложности интерпретации фактов, предлагаемой его процессуальным противником. Поиск различных ошибок, в том числе не относящихся к юридической квалификации события, в интерпретации фактов процессуального противника лежит в основе состязательности сторон.

Отдельного внимания заслуживает интерпретация права адвокатом.

Как было указанно выше, интерпретация права имеет три уровня: научный, законодательный и правоприменительный. Если с судьей более-менее все понятно, он – правоприменитель, то интерпретацию права адвокатом однозначно оценить невозможно.

Большое поле для творчества адвоката представляют правовые пробелы и коллизии. Адвокат здесь, в отличие от судьи, не должен быть скован буквой закона. Он обязан наравне с законом оперировать и научными доктринами в случаях, которые законом не регламентированы или регламентированы нечетко. Кроме того, адвокат должен также учитывать судебную и иную практику правоприменения.

Интерпретация права должна быть постоянной основой позиции адвоката. Адвокат должен не просто ссылаться на норму, но и соотносить ее с фактами – в этом выражается правоприменительный уровень правовой интерпретации. Однако когда вопрос ни законодательно, ни в практике не разрешен, адвокат также обязан прибегать и к юридической науке, тем самым стимулируя выработку позиции у суда.

Анализируя задачи адвоката относительно интерпретации фактов и интерпретации права можно придти к выводу, что если данные интерпретации будут стремиться к истине, то суду придется в большей мере ими воспользоваться при вынесении решения.

Таким образом, основная задача адвоката в деле поиски истины – это сотрудничество с правосудием, которое основывается на работе с доверителем и доказательствами по восстановлению истинной реальности и ее верной юридической оценки.