О мамах и папах. И детях, конечно.

Очень часто маленькие дети падают. Далеко не всегда малыш на самом деле сильно ушибся, зачастую он даже не понял, что произошло и чтобы правильно оценить обстановку, он смотрит на маму. И на лице мамочки ту же возникают: страх, ужас, паника, они мчатся к чаду. Малыш в секунды считавший состояние мамы пугается ещё сильнее, ведь раз мама так отреагировала, значит, произошло что-то страшное. Получается, что ребенок плачет и кричит не от боли, а от страха, и не своего собственного, а страха мамочки.

А вот наблюдение, как на прошлой неделе отреагировал на детской площадке папа. Когда его сын упал возле детской горки и издал довольно громкий крик, папа, не вставая с места, невозмутимо сообщил: «Иди ко мне, я тебя подниму». Малыш, утирая слезы ладошками, встал и… пошел к папе. А буквально через пару минут продолжил весело играть со сверстниками. Представим. Ребенок плачет, кричит. Его успокаивают, сюсюкают. Потом он радуется шалит. Ему грозят пальцем. Что получается? Плач и крик получают позитивное подкрепление. А радостное состояние что? Вот в этом и дело. У ребенка закрепляется тот вариант поведения, который получает максимум внимания. Но это еще не все. Истерики становятся инструментом манипуляции родителями. У детей, которые привыкли к жалости формируется гипотимный психотип (базовая эмоция печаль). Еще история. Итак. Детский сад. Группа для четырехлеток. Одна девочка забирается на стульчик и благополучно падает оттуда на ковер. Благополучно в том смысле что даже без ушибов. Воспитатель и нянечка бегут к ней с выпученными глазами. Девочка, глядя на них, готовится закричать. Драма почти неизбежна. И тут подбегает Катюша и говорит: "Если бы ты секунду подождала, я бы успела тебя поймать". Пауза. Воспитательницы не могут сдержать хохот. Девочка, глядя на окружающих, тоже начинает заливисто смеяться. Катя гордо уходит.