Как мы с напарником были в Чернобыле (часть 1)

Примерно 4.00. Остановка питательного насоса второго контура, в результате чего циркуляция воды прекратилась, а ядерный реактор начал перегреваться. Как выяснилось позже, проводившие ремонт техники не открыли задвижки, но операторы не могли видеть этого, так как индикаторы состояния насосов на пульте управления были закрыты ремонтными табличками! Первые 12 секунд после аварии. Повышение температуры и давления в реакторе запустило систему аварийной защиты, которая заглушила атомный котел. Чуть ранее сработал предохранительный клапан, который начал выпускать из реактора пар и воду (она скапливалась в специальной емкости — барботере). Однако при достижении нормального давления клапан по какой-то причине не закрылся, что заметили только через 2,5 часа — за это время барботер переполнился, из-за критического уровня давления лопнули расположенные на нем предохранительные мембраны, и помещения гермооболочки начали заполняться перегретым паром и горячей радиоактивной водой.

Это не описание аварии на Чернобыльской АЭС, она случится через 7 лет, это описание аварии на атомной станции Три-Майл-Айленд, произошедшая 28 марта 1979 года на втором энергоблоке станции, в США.

В один из дней ко мне подошел начальник моего начальника, Борис Николаевич Егоров (царство ему небесное!) и спросил, не желаю ли я съездить в Чернобыль.

Когда он меня спросил об этом, все сотрудники нашего отделения (в отделении работало около 200 человек), за редким исключением, уже побывали в Чернобыле. А некоторые из них и не один раз. Поэтому, разумеется, я согласился.

Борис Николаевич заверил меня, что в Чернобыле меня обязательно встретят, да я особенно и не волновался. Средмаш все-таки серьезная контора… «1»

Поехал я туда 4 декабря 1987 года, с Киевского вокзала, на поезде. Провожал меня отец, который волновался больше, чем я. Потому что знал больше, чем я.

В 1986 году я не мог туда поехать по простой причине, что я еще учился в институте, в «керосинке» «2», на последнем курсе. Наша группа называлась РХ-81-7, что расшифровывалось так:

РХ – радиационная химия, 81 – год поступления в институт, 7 – номер группы на факультете, факультет назывался химико-технологический, сокращенно ХТФ.

Однако еще в институте я знал, что буду в Чернобыле, потому что специальность у меня была «радиационная химия» «3» - а это что? Атомные подводные лодки и атомные электростанции! В институтской группе я единственный получил оценку «5» по охране труда. Потому что сделал макет Чернобыльской АЭС уже после аварии и на макете показал зону поражения на станции. Никто меня этот макет не просил делать, да и я оценку за него не собирался получать. Зачем сделал, сам не знаю. А преподаватель мою инициативу оценил и поставил единственному из всей группы «5».

Начальник лаборатории, Валерий Владимирович, дал мне две бутылки спирта, для передачи тем сотрудникам, которые были уже там, в Чернобыле.

Около 6 часов вечера, 5 декабря, я подъехал на автобусе к 30-километровой зоне. «4»

Я вышел из автобуса («чистого») и стал ждать другой автобус, который ходил только в 30-километровой зоне («грязный»).

Погода была - легкий мороз 4-6 градусов, уже темнело, я зашел дожидаться автобуса в небольшую сараюшку. Там сидели милиционеры и еще несколько человек.

Не успел я зайти туда, как туда же вошел огромный, как тумба, милиционер. И с порога сразу спросил:

– Что-то спиртом пахнет, откуда запах?

У меня все похолодело внутри, но виду не подал, решил, что буду молчать до последнего. Спирт для наших людей вез, по поручению начальника, не мог подвести.

А потом эта «тумба» и говорит, радостно смеясь:

– Да шучу, шучу!

Да уж…. Мне стало значительно легче… Спирт доехал до пункта назначения.

В Чернобыле оказался уже часов в семь вечера, уже было темно. Почему-то меня никто не встречал.

Но меня почему-то это не сильно удивило, немного подождал и пошел искать наш институт, НИКИМТ. «5»

Однако, никто не слышал о таком. Это я уже потом, гораздо позднее, узнал, что там было столько институтов и организаций со всей страны! И НИКИМТ был один из сотни.

Прошел час, пошел второй, поиски не приносили никакого результата.

Надо уже было думать, где и как ночевать. Хорошо, что тогда еще не было на подъездах металлических дверей и домофонов. Зашел в общагу, спросил, где красный уголок находится.

Уголок был на втором этаже, и там было огромное, бархатное, плотное, тяжелое знамя. Знамя какого-то завода. Им я и укрылся и прекрасно переночевал.

А утром оказалось, что НИКИМТ совсем рядом был.

Жили мы (сотрудники НИКИМТа) в деревенском доме, в самом Чернобыле, на улице Ленина. Печка хорошая была, деревенская, запас дров был, так что не мерзли.

Просыпались в 6 утра, ехали в столовую на завтрак, а потом все по разным объектам, кто куда. Кормили в столовой бесплатно и очень вкусно, мясо, рыба, виноград, яблоки, груши, овощи. Там я познакомился и приобщился к морской капусте. И полезно (говорят, помогает от радиации) и вкусно. В столовой давали таблетки, улучшающие сопротивляемость организма, какие таблетки – уже не помню.

Но когда я первый раз попал в столовую, то пребывал в легком шоке. Представьте себе картину – помещение столовой, площадью 150 – 200 метров, полное людей. Яркий свет, практически за всеми столами сидят и едят люди.

Как в зоне – все в черных робах, в черных телогрейках, в черных шапках, одни мужики, большинство с короткой стрижкой. Зона, чистая зона! Я сначала попятился назад, но напарник сказал, подтолкнув, - пошли завтракать, не боись!

Объекты, на которых мы работали, были и на Чернобыльской станции и в Припяти.

В Припяти занимались дезактивацией ДК «Энергетик», с нами работали и «партизаны» «6», так называли бывших военнослужащих, в возрасте 40-50 лет, которых призвали в армию для ликвидации аварии в Чернобыле. Убирали лишнюю дозу радиации с пола, стен, подоконников и окон. Как и чем убирали? Со стен, например, средством «РАДЕЗ» «7»

С подоконников пылесосами строительными, профессиональными. На подоконниках и окнах на следующий день уровень радиации был такой же. Иногда больше. Иногда чуть меньше.

В ДК был спортивный зал, на боксерском ринге стоял стол, на нем лежали какие-то документы. Когда я подошел поближе, то увидел, что это свидетельства о рождении, 11 штук. У ребят еще не было паспортов. Сдал свидетельства в милицию, в Чернобыле.

Чем измеряли уровень радиации? «Шайбой» или «клюшкой», так называли этот прибор, армейский дозиметр радиационной разведки ДП-5, а в кармане нагрудном я постоянно носил прибор-накопитель, измеряющий общее количество радиации, которое я набрал за всю командировку. Он был размером с ластик, при выезде в Москву я его сдал, его вставили в другой прибор, который показал величину 0, 2 рентгена. На основании этих показаний мне выдали справку о дозе облучения, которую я получил за 65 дней монтажной командировки.