Вспоминая Ленинград. Окончание.
Михаил Михайлович Зощенко был человеком противоречивым, как и время, в которое жил. Впадал в прострацию, когда замечал у себя признаки какого-либо заболевания. Но становился решительным, если дело касалось гонорара. Робел от хамства управдома или вымогательства водопроводчика. Зато, в него вселялся демон, при попытках опорочить его честное имя. Он, единственный, кто не признавал ошибок в творческом процессе, когда в знаменитом Постановлении, его назвали трусом и подлецом. Ибо справедливо считал, что капитан царской армии, имевший оружие и георгиевские кресты за храбрость, обязан добиться сатисфакции. Но вызвать партработников на дуэль не представлялось возможным, когда главным оружием, давно стали перо и бумага. Так виртуозно изобразить быт и персонажей, наводнивших нэпмановский Ленинград, не сумел бы, практически никто, за исключением пары Ильф-Петров, и, наверное, Булгакова. Сначала Советская власть разрешила талантливому прозаику вести богемную жизнь, а чуть позднее, превратила ее в ад. Во второй 30-х, в моду ввели подобострастное восхваление строя. Но автор эпических юморесок оказался к этому совершенно не готов. Когда в июле 1941 года, враг стремительно приближался к Ленинграду, в Смольном было принято решение направить в далекую эвакуацию, тех деятелей искусства, которых посчитали неблагонадежными. Партактив полагал, что бывший офицер или перейдет на сторону немцев сам, либо его именем будут прикрываться идеологи Третьего Рейха в пропагандистских целях. Оказавшись в Средней Азии, Михаил Михайлович, лишившись, как комфорта, диетического питания, так и права пользоваться хорошими библиотеками, на нервной почве был близок к смерти. Позднее, этот период вспоминая с ужасом. А вернувшись в обескровленный Ленинград, решил подвести очерчивавшиеся итоги пережитого. Но первые главы его автобиографического романа критика приняла враждебно. Когда в начале 50-х, закончился очередной поход Политбюро против, сумевшей остаться в живых интеллигенции, для писателя Зощенко начался период доживания. Стремясь как-то повлиять на ход "холодной войны", руководство СССР предложило обмениваться поездками молодежи и студентов. Будущие британские литераторы пожелали увидеть могилы некоторого числа советских классиков. Ибо, сведения о репрессиях лоходили и до зарубежья. На это иностранцам предъявили, еще живых, Ахматову, Зощенко, Лозинского, Мариенгофа, Шварца, Эйхенбаума. Критику советского быта не нашлось места в черте тогдашнего Ленинграда. Его могила в курортном Сестрорецке. Почитатели таланта, хотели было, перенести прах на Литераторские мостки, но дальше разговоров дело не пошло.
Жизнь Ольги Федоровны Берггольц похожа на остросюжетное кино с трагическими эпизодами. Первые литературные успехи подметили Чуковский и Багрицкий. А дальше, пошли разгром объединений поэтов и прозаиков, расстрелы и ссылки духовно близких людей, так что к собственному аресту, Ольга Берггольц морально была готова. Правда не учла, что и к беременным, сотрудники органов будут применять допросы "с пристрастием". Незадолго, до самого важного события в жизни, войны, пришла реабилитация. Потом все разделилось на до и после, а трагическая середина стала своеобразным "звездным часом". Навсегда оставшись "блокадной музой", чьего выступления ждали жители осажденного города и бойцы на передовой. После войны с семейством Берггольц сыграли в привычную игру - кнута и пряника. Не пожелавшего стать сексотом, врача Федора Берггольца выслали за Урал в "вечную командировку", а дочери присудили, как "компенсацию", Сталинскую премию. На граните Пискаревского мемориала выбиты слова о том, что никто не забыт, и ничто не забыто. Послевоенная жизнь Ольги Берггольц оказалась выстроена по этому принципу. Никому из работников карательных и партийных органов, поэтесса Берггольц ничего не прощала и была, крайне неприятным в общении оппонентом. Благодаря влиятельным организациям блокадников, не сдававшим своих, выслать из города или страны неудобного литератора стало невозможным, тем более посадить в психушку или вести "разъяснительную" работу. Как и у многих, переживших тяжкие испытания, у Ольги Федоровны закалилась воля и стал жестким характер, все более ухудшавшийся, вместе с непоколебимым чувством в собственной правоте. Некогда, легкоузнаваемый стиль, схожий с пастернаковским, становился все более резким. Последние произведения появились уже в самиздате. Всесильный Григорий Романов не посмел оскорбить ветеранов, поэтому могила Ольги Берггольц находится на Литераторских мостках, но власть отомстила тем, что до исчезновения Советского Союза на ней не было памятника. По официальной версии, душеприказчикам не нравился ни один проект. В Смольном посредственности сидят до сих пор, а поэтесса Берггольц принадлежит вечности.
Борис Натанович Стругацкий являлся настоящим ленинградским интеллигентом, что подразумевало хорошие образование, воспитание и манеры. Его невозможно представить отдельно от брата Аркадия, с которым они создали собственную Вселенную, не поддающуюся полному осмыслению, а также и тот факт, что можно творить совместно, по телефону. Литература, выходящая из мастерской этого тандема, по большей части, была рассчитана на отечественного читателя. Ибо, только он мог понять ссылки и намеки, предлагавшиеся к осмыслению. Будучи серьезными учеными, Стругацкие никогда не бравировали узконаправленными знаниями, говоря с любым, на понятном языке. Даже отсылая своих героев в другие Галактики, они делали, казалось непривычный мир, до боли узнаваемым. А такая фантастика, по мнению свыше, не должна была вписываться в научно-популярную литературу. Ведь многие проблемы советского общества не решались десятилетиями, поэтому на Родине, у таких произведений был тернистым путь. Издательства, находящиеся например, в Прибалтике, не испытывали жесткого идеологического пресса, а значит, возвращающийся оттуда отдохнувший гражданин, вез не только массу впечатлений от увиденного, но и целый чемодан книг запрещенных авторов. В разгар перестройки к братьям пришло и материальное благополучие. Они были даже недовольны тем, что все наперебой, бросились их печатать, справедливо полагая, что еще много талантливых авторов должны заполучить своего читателя. Без Аркадия, Борис выпустил пару самостоятельных произведений, но они прошли, почти незамеченными. Тогда в моду стали входить боевики, детективы и женские романы. Жизнь начала калейдоскопически меняться, а когда выяснилось, что теории Корнеги, мало кому помогли в желании стать бизнесменом, то оказалось, вокруг почти ничего не поменялось. Могил братьев не существует. Их прах развеян и давно находится в той Вселенной, которая им принадлежит по праву.
В наше время, редко случается, когда музыканта знают не в лицо, или по произведениям, а по прозвищу. Многие придумали звучные псевдонимы, полагая, что с родными фамилиями, их творения будут не интересны. О Михаиле Науменко, ставшим Майком, слышали, даже те, кто не интересуется рок-музыкой. В отличие от легендарных итальянцев, известных по именам: Леонардо, Микеланджело и Рафаэль, ассоциирующихся с эпохой Созидания, скромный молодой человек стал популярным в эпоху Разрушения. Как и многих культовых персонажей советского рок-движения: Янку Дягилеву, Александра Башлачева, Виктора Цоя, ветер перемен забрал с собой, и Майка. Обладая непререкаемым авторитетом среди коллег, Михаил стал неким "серым кардиналом" легендарного ленинградского рок=клуба, бывшего в 80-е, сообществом единомышленников, чьи дерзкие композиции будоражили город. Пока Борис Гребенщиков выдавал, как мантры, заумные тексты, большая часть содержания которых, была непонятна подросткам. Константин Кинчев, выдавливая из "Алисы" ее создателя, Святослава Задерия, создавал коллективу имидж из ауры скандалов и провокаций. А Цой, только начинал непростой путь к скоротечной прижизненной славе, выдавая откровенно слабые композиции. Майк уже был автором искрометных и юморных песен, похожих на сочинения британских групп конца 70-х. Со своим "Зоопарком" объездил все уголки тогдашнего Союза. Не понравился прибалтам, тяготевшим к хэви-металлу, как и многие, в недалекой Финляндии. Зато обрел друзей среди фолк-и хард-роковых команд Свердловска, и ветеранов советского панка Новосибирска и Томска. Миролюбивый нрав, легкое отношение к популярности, незамысловатость текстов и запоминающиеся ритмы, сделали Науменко знаменитым. Его внезапная смерть для многих любителей "классического" рока, стала личной трагедией. Прошло почти 30 лет, с момента бандитского нападения на певца, не имевшего хорошего голосового потенциала, изрекая текст, речитативом, т.е. фактически, являясь рэпером, но масштаб личности по-прежнему привлекает новых поклонников. В различных аранжировках, песни Майка исполняли бывшие "подопечные" Айзеншписа, нынешние - Крутого и Матвиенко. А также все, кто себя причисляет к рок-движению, независимо от возраста. Будь то, "легкие" - фанк, рэгги, кантри, синти-поп, новая волна или "жесткие" - хард, пост-панк, хэви-металл.