В IT растет цензура, а мы не замечаем — разрешают только улыбаться и молчать
У меня есть две статьи-интервью вот с такими странными абзацами
Раз

Два

За обоими кроются неприятные истории для меня и для людей, про которых я писал.
В первой парень рассказывал, как работал на заводе, где из говна и палок собирают оборудование для космических ракет — парню пригрозили ФСБ. Во второй пентестер говорил, что нашел на сайте галеры смешную уязвимость, сообщил о ней, ее тут же исправили, но вместо спасибо послали подальше.
После текстов нам по разному угрожали, приходилось идти на моральные торги с собой, вспоминать, для чего вообще делается эта работа и прикидывать — хватит ли денег с продажи квартиры родителей и моего драндулета, чтобы оплатить адвоката, если компания за 2 млрд долларов не блефует и правда пойдет в суд выяснять, во сколько обошелся ущерб ее деловой репутации.
Для меня обе истории одинаково стремные. Людей, которые виноваты в этих абзацах — я ненавижу тоже одинаково, со всей мать его силы. Но когда я прихожу поныть над этим дерьмом со своими друзьями, выясняю, что истории действуют на них по-разному.
Первая — это “ужас-ужас, государство оборзело, космическую индустрию развалили и разворовали, и трут любую критику! Государственная цензура — преступление!”. А вторая — “нууу, это частная компания, она защищает свои интересы, все нормально. Может там и правда клевета”.
А я ненавижу любую цензуру. И когда говорю, что современные корпорации — гораздо большая угроза свободе слова, чем государство, мне говорят, что я перегибаю палку.
Но я так не думаю. Частная цензура сейчас почти не обсуждаются, на нее никто особо не нападает, поэтому компании не боятся наглеть и затыкать, если у них есть рычаги давления. Всякие борцы за справедливость слишком сосредоточены на государствах. Я понимаю почему — государство страшнее наказывает за обход своей цензуры, оно сажает людей. Это конечно полный отстой перед перспективой потерять работу, проиграть в абсурдном суде или быть отмененным.
Но если бы вдруг прямо сейчас мы фантастическим образом победили диктатуры, и государственной цензуры не осталось — нас бы вместо праздника ждали плохие новости. Потому что тогда мы бы заметили, что каждый день в обычной жизни нам по прежнему нельзя говорить огромную кучу вещей, потому что нам запретили это делать компании.
Те два абзаца в начале — это самые вопиющие и исключительные случаи за всю мою карьеру, от которых, так получилось, в статьях остались заметные рубцы. На самом деле такими абзацами могли быть переполнены 90% моих текстов.
Примерно два года я писал на Хабре про работу в разных компаниях, брал интервью у обычных разрабов, техдиров, основателей и прочих ребят. Работа всегда строилась так — мы отлично и открыто говорим, я записываю, собираю текст, готовлю его к публикации, потом получаю сообщение: “слушай, все классно, но наши пиарщики тоже просят взглянуть”. Что на самом деле означает “требуют”.
Затем эти пиарщики целой армией заявляются в мой текстовый документ и начинают беспардонно черкать — хотя это была не реклама, они этот текст не заказывали и не оплачивали. Просто считают, что если кто-то хочет говорить про их компанию, только они вправе решать, как этот рассказ будет звучать.
Они безжалостно вырезают из текста жизнь, а интересных людей превращают в сглаженных корпоративных болванчиков, у которых нет мнения. Они хотят, чтобы люди говорили о выгорании не упоминая слово “выгорание”, а лучше не говорили вообще. Они хотят, чтобы в статье не было слова “стресс”, даже если оно есть не в словах спикера компании, а в моем вопросе. Нельзя, чтобы задачи считались “сложными” — они должны быть “интересными”, “с вызовом”. Все технологии, с которыми работает программист — он обожает и не видит в них никаких проблем. И вообще “вопрос выбора фреймворка не надо затрагивать, он слишком холиварный”. Проблемы — это плохо. Есть только вызовы и их успешные решения.
Однажды я говорил с техдиром одного (sic!) стартапа. Он сказал, что у них в компании зарплаты и задачи круче, чем у Яндекса, но разрабы все равно не хотят к ним идти. Я говорю — вот прямо так и считаете? Он — да, это реально так. Я говорю — ты ведь сам потом попросишь это вырезать. Он смотрит на основателя стартапа, который сидит рядом, и тот говорит — раз мы так на самом деле считаем, значит не вырежем.
Через две недели в текст приходит пиарщик и отказывается пускать статью с этой фразой.
Ненавижу лицемерных пиарщиков. Это люди, которые учились на журналистов, и может даже ими работали. Они сами сталкивались с тем, что им не дают говорить то, что хочется рассказать. Они все считают себя капец какими интеллектуальными и прогрессивными, каждый день воют в соцсетях мол “людоедское государство душит свободу”, а потом со спокойным видом приходят на работу, садятся за компьютер и вычеркивают из публикаций то-что-по-их-мнению-нельзя-говорить.
Я борюсь с этими правками неделями, релиз текста затягивается и иногда отменяется совсем, потому что я просто шлю пиарщиков к черту. Первое время я тратил на это кучу энергии, думал смогу победить дракона. Но с каждой статьей я начинал войну сначала, только пиарщики каждый раз приходили свежие, а я был все тот же. Я выгорел за несколько месяцев, заметил, что тексты все хуже и хуже, потому что сил за них бороться все меньше. Стал писать сильно реже, потом перестал писать совсем.
Каждый раз, когда в России разгоняют очередные Ведомости, и опальные редакции пишут пафосные протестные заявления — мне становится больно вдвойне. Не только потому что государство устраивает разгоны, а потому что куча крутых журналистов, оказавшись на рынке, попадает в прицел всяких Яндексов и Мегафонов. Их пресс-службы с радостью предложат жирненькие офферы, и вот вчерашний борец за свободу слова уже учит тупых писак заменять слово “сложные” на “интересные”.
Нас возмущает, когда госсми говорит “хлопок” вместо “взрыв”. Когда компании заставляют говорить “интересные” вместо “сложные” — никто и внимание не обратит. Это же мелочи. А потом кто-то рассказывает, что в компании за два миллиарда творится детсадовский идиотизм — и компания грозит засудить всех к чертям собачьим. Публикацию снимают, вот только никакая Медуза не пишет новость — посмотрите на офигевшую компанию. Они в это время ноют, что взрыв назвали хлопком.
Всё по плану...
Нас, как "Лягушку варят на медленном огне"...
Потихонечку, пошажечку, но строго в сторону концлагеря...
Если кого это удивляет - перечитайте Оруэла 1984...
Мы скоро его переплюнем... Если молчать будем...
Думаю, что это только начало эл концлагеря.