С марта 2020 специалисты Научного центра психического здоровья ведут исследование реакции людей на стресс во время пандемии COVID-19. Страх, который мы испытываем перед неощутимой угрозой — вирусом, который нельзя увидеть или потрогать, — сравнивают с радиофобией в Чернобыле. Как мы пытаемся справиться с ковидным стрессом? Каковы последствия? Об этом мне рассказал Сергей Ениколопов, руководитель отдела клинической психологии Научного центра психического здоровья.
— Сергей Николаевич, меры самоизоляции не помешали вашему исследованию?
— Мы использовали онлайн-опросник. Предварительно попытались понять, правомерен ли такой подход в клинических исследованиях. Выяснилось, что не только мы этим заняты. Западные психологи показали, что это возможно, если правильно строить исследование. И, когда нас отбросили в карантин, мы начали эту работу и сделали некоторые срезы. Сейчас у нас больше 1300 испытуемых. Их число растет, поэтому попутно пришлось решать задачи математической статистики. Но это не просто опрос, а расширенный вариант того, что мы на своем жаргоне называем «соцдем» — социально-демографическое исследование. Параллельно мы использовали методики, которые много лет назад были адаптированы в международных исследованиях изменений психопатологических реакций. Еще опросник на копинг-стратегии: способы справиться с травмирующей ситуацией. Другой опросник по поводу критического мышления — вопросам адаптивности-дезадаптивности мышления и принятия реальности. Плюс методика для исследования моральных выборов.
— Люди участвуют в исследовании все это время?
— Нет, они отвечают на вопросы и уходят. К сожалению, есть вещи, которые мы с ними не можем повторить. Но когда ответов сотни и тысячи, то уже кое-что можно обсуждать. Приступая к исследованию, мы понимали: то, что люди сейчас испытывают, — это не стандартный стресс. Что такое стандартный стресс? Предположим, что-то взорвалось. Мы либо убегаем от взрыва, либо бежим помогать.
— Или замираем, прячемся от опасности.
— Да, это третий вариант. Все стандартно. А если опасность нельзя увидеть или ощутить? Вспомните первые дни мартовской эпопеи: все телевизионные каналы упражнялись в визуализации коронавируса. Всем хотелось понять, какая она, эта невидимая угроза.
— Есть аналогии?
— Похожие вещи происходили после аварии в Чернобыле — радиация была так же неощутима.
— Знаю, что в Чернобыле радиофобия была огромной проблемой — люди чаще умирали от стресса, чем от радиации…
— Радиофобия была не только в самом Чернобыле. В то время я был экспертом по линии ВОЗ и видел, как пустели города, где не было особой радиационной опасности, но которые были включены в зону радиации по административным соображениям. Люди уезжали оттуда из-за страха. Тогда мы пытались изучать радиофобию. Но это быстро закончилось. Нам не разрешили продолжать исследования.
— На этот раз вы свой шанс не упустили?
— И в итоге получили достаточно интересные данные. Могу сразу сказать — рост негативных изменений происходит, когда в непосредственном окружении человека появляются больные COVID-19.
— Он осознает, что невидимая опасность подошла близко?
— По крайней мере слышит об том. Стресс начинает нарастать. В первую очередь проявляется соматизация. Знаете, как над студентами-медиками смеются, что они к 3-4 курсу успевают найти у себя симптомы всех болезней?
— Мы начинаем излишне внимательно прислушиваться к себе?
— Да, ищем соматические маркеры. Кому-то начинает казаться, что у него не хватает дыхания. Кто-то постоянно измеряет температуру. Такие вещи резко нарастают. Уже сейчас можно предсказать, что, когда пандемия пойдет на спад, в поликлиники придет множество людей с жалобами, источник которых врач не всегда сможет распознать. Это будет реакция на пролонгированный стресс. Другое проявление нарастающего стресса — резкое увеличение враждебности.
— Люди начинают искать тех, кого можно поненавидеть?
— Любые противоречия во взглядах сводятся к враждебной картине мира. Я ношу маску, а вы нет. Почему вы в магазине приблизились ко мне на расстояние несоциальной дистанции? Вы плохой человек!
— Противники масок, в свою очередь, презирают тех, кто «носит намордники». Постоянно вижу такие вещи в Фейсбуке.
— В Фейсбуке эта враждебность проявляется фантастически, но там хотя бы вербальная агрессия. А что делать, когда покупатель в магазине бьет другого за то, что тот слишком близко подошел? Конечно, срывы случаются в обычной жизни, но такие вещи стали происходить чаще.
— Вы включили суицид в свое исследование?
— Суицидальные мысли нарастают. Растет не их частота, а интенсивность. Причем, в отличие от депрессии, которая сильно связана с близостью невидимой угрозы, суицидальные мысли растут в связи с невозможностью вести привычный образ жизни, с ограничением контактов. В обычной жизни, встретившись с друзьями, приятелями, просто перекинувшись с кем-то словом, человек способен выйти за круг негативных мыслей. Часто важны даже не слова, а мимика, жестикуляция. Текстовые вещи, разговоры по телефону этого лишены.
— А русский традиционный способ снять стресс? Выпить, получается, тоже не с кем?
— По данным нашего исследования, примерно одинаковое количество людей в ситуации локдауна увеличили потребление алкоголя и уменьшили. Люди обычно не пьют в одиночку. Те, что стали пить больше, отличаются узким выбором стратегий для преодоления стресса. Для них более характерны повышенная тревожность, депрессивность. Мы не задавали вопроса по поводу половой активности. Но уверен, что здесь был бы такой же разброс. Шутят, что после локдауна у нас будет всплеск рождений, но это не совсем так. Впрочем, какие бы способы справиться с ситуацией люди ни избирали, общая тенденция неблагоприятная — тревожность нарастает, агрессивность нарастает. Когда травмирующая ситуация продолжается долго, она создает ощущение бесперспективности, безвыходности. Человек не может жить с этим длительное время. Неслучайно все кривые стресса с времен Ганса Селье — это нарастание, плато и спуск. Спуск нехороший — с язвами желудка и другими заболеваниями.
— Можете предположить, как люди будут выходить из стресса?
— Мы посмотрели, что происходило летом после отмены локдауна. По-видимому, женщинам будет труднее, чем мужчинам.
— Обычно считают, что мужчины более хрупкие, а женщины более устойчивые. Разве не так?
— Слабость мужчины относительная. Мы показали, что уровень восприятия стресса у мужчин после того, как сняли ограничения самоизоляции, быстро снизился. То есть, мужчине сказали: тюрьма открыта. Он быстро вышел наружу и стал что-то делать.
— А женщина?
— Женщина в этой ситуации тоскливо смотрит на открытую дверь тюрьмы: а что толку? У женщин более высокий уровень восприятия стресса, чем у мужчин. Они тяжелее его воспринимают. При снятии ограничений их восприятие стресса не снижается, как у мужчин, и может продолжать расти. Причина в том, что у женщин конструктивное мышление направлено на решение практических задач, но они реже используют стратегии мышления, позволяющие избегать неприятных эмоций. В этой ситуации они больше истощаются. У мужчин стрессогенный пик круче. Героические подвиги совершают мужчины. А женщины долго переживают стресс — у них и плато дольше.
— Мне показалось, что вдобавок к стрессу во время самоизоляции многие люди выпали из реальности, наблюдая за жизнью через окошко соцсетей…
— Такие вещи происходят и без коронавируса. Пандемия это просто усилила. Изменения, которые мы получили в нашем исследовании, связаны с тем, что конструктивное мышление, которое позволяет человеку адекватно воспринимать ситуацию и адаптироваться к ней, падает. Усиливается эзотерическое, суеверное мышление.
— Отсюда любовь к конспирологическим теориям?
— Не только. Это и следование советам типа «кушайте имбирь, и никакая хворь вас не возьмет» или «гранатовый сок убивает вирус». Людьми, которые не включают голову, легче манипулировать, поэтому я ожидал бы на этом фоне большей податливости населения усилиям маркетологов, политических технологов или персонажей типа Кашпировского.
— Забег по магазинам за гречкой и туалетной бумагой, который люди устроили в начале пандемии, из той же серии?
— Это общее проявление стрессогенного состояния, о котором мы уже говорили: бежать, проявлять активность.
— Ты не можешь защититься от невидимой опасности, но можешь пойти купить гречки?
— Вся проблема в нерешаемости задачи. В обычной жизни ты в целом хозяин своей судьбы. Большинство людей — «пупоцентристы». Нам важно понимать, что мы сами контролируем свою жизнь. Во время ограничений, связанных с пандемией, вы себе не принадлежите. Отсюда потерянность, снижение способности воспринимать сложную информацию и разбираться в ней. В этой ситуации очень важна надежная и непротиворечивая информация, которую мы получаем из СМИ. Но ее, к сожалению, мало.Подробнее ➤
