С НОЧЕВКОЙ
Ура! Наконец-то меня отпустили на рыбалку с ночевкой. Раньше, когда я просился с братом, родители обычно отвечали: «Мал еще, подрасти надо». А теперь вот иду. Значит, подрос.
Осенью — отправляюсь в первый класс. Очень хочу в школу. Друг мой, Мишка Степанов, уже ходит. Да и брат с Рязаном столько про нее понарассказывали. Столько случаев смешных. Интересно в школе. А по-другому жаль, что лето так быстро прошло. Вроде бы только вчера с тетей Марусей в Гурьев собирались.
Когда воротились домой, брат подробно поведал Вовке Рязанову, как мы там рыбачили. Подпуск показал. Володе такой же захотелось. Сделали, но только из пенькового шпагата, а поводки — из капроновой нити. Оказывается, брат отмотал у дяди Андрея от клубка. И не только леску «отмотал». Как выяснилось потом. Но это потом.
А сейчас мы уже были в пути. И не с раннего утра, как обычно, дом покинули, а после обеда. У брата с Володей за плечами дерюжные мешки, приспособленные под котомки. Оказывается, делается это просто. В углы мешка закладывается по картофелине (на рыбалке она пойдет на еду), чтобы веревочные узлы не соскакивали. Затем горловина уже наполненной торбы перехватывается петлей той же веревки, затягивается — и все готово. Правда, даже при легкой поклаже веревки все равно будут в пути резать плечи, но это все лучше, чем в руках тащить. Подобную премудрость я прочувствовал, что называется, на собственном шкуре, когда сам стал таскать за плечами рыбацкую ношу. Но все это будет потом.
А сегодня с поклажей брат. В мешке нашем по фуфайке на каждого, кое-что из вещей пододеть и укрыться ночью да еда. С расчетом на будущую уху. Я же несу удочки и старенькую алюминиевую кастрюлю, которую нам дала мать под котелок. Брат приделал ей проволочную дужку, чтобы над костром вешать.
Знакомый, уже пройденный хоть разочек путь почему-то кажется короче, чем когда первый раз топаешь. И устаешь не так. За разговорами вот и Сухое Казинское пересекли. Сейчас оно действительно сухое, даже жилка ручейка не бьется на пепельном истрескавшемся дне — иссякли прозрачные роднички. Лето стремительно идет на убыль. Заметно. Деревья, вроде бы еще зеленые, без явных признаков желтизны и увяданья, стоят унылые, с поникшими ветвями и листвой. Чувствуют они приход осени. Трава, так та вся в буро-рыжие тона окрашена. Выгорела под летним солнцем. Простирающееся сразу за Сухим Казинским поле сплошь стогами сена утыкано. Черная, местами укатанная до блеска дорога вьется ужом между ними.
Мы идем к дальнему лесу. За ним — Урал. Так Гена сказал. А еще он велел мне сразу же, как только прибудем на место, приниматься за хворост. Это и понятно. Ночью без костра пропадешь. Ну, сейчас еще не пропадешь, конечно, но какая рыбалка без костра. С ним и тепло, и светло, и еду можно приготовить. Картошку, например, запечь в угольях. Палочкой выкатишь картофелину из золы, в руки не взять — огнем пышет, так и перебрасываешь из ладони в ладонь. Остынет немного, разломишь, а от нее пар идет. Сольцой присыпишь — ешь не хочу. Если не очень подгорела, так вместе с кожурой. Здоровее будешь. Но это будет потом, когда дойдем до места.
А сейчас нам навстречу нарисовалась ватага пацанов. Брат с Вовкой примолкли. В глазах напряжение: чем грозит нежданное свидание? Считаю встречных — шесть человек. Опять не в нашу пользу. Может, пронесет. И драться не хочется, и отдавать нечего. Без еды не обойтись, а без червей и удочек подавно. Сближаемся. Метров двадцать осталось. Там тоже молчат. Поджались, сбились в кучку. Нет, не разойтись, по всему видно — рожи у пацанов уголовные. Куренские, наверное. Те просто так мимо не пройдут.
-Генка, здорово! - вдруг орет с той стороны идущий впереди пацан.
-Привет, Унька! - отвечает брат.
Теперь и я узнаю Уньку Запрометнова. Мы вместе отдыхали в пионерлагере. Паренек — оторви и выбрось. Однажды и мне от него досталось, когда я бильярдным кием пытался сбивать с потолка павильона ночных бабочек.
-Рыбачить что ли?
-А то куда...
-А мы уже было собрались «резину тянуть»...
-Давно, видно, никто тебе холку не драл...
Смеются. Жмут друг другу руки. Остальные пацаны тоже ладони тянут. Уф, пронесло.
-Курить не найдется, а то мы свое давно прикончили?
-Махра есть. А где вы шарились?
-На Старых Ямах были. Газеткой тоже поделись...
Рязан достал пачку махорки, отсыпает. Брат развязал мешок, оторвал кусок газеты. Разошлись.
-Ген, а где эти Старые Ямы? - интересуюсь я на радостях, что все закончилось благополучно.
-А вон видишь, деревья кучками растут? - в голосе брата тоже сквозит облегчение. Он показывает в глубь уходящего поля: - Это и есть Старые Ямы.
-А мы сходим туда?
-Потом как-нибудь...
Но это потом. А сейчас мы пересекаем поле, и дорога выводит нас на берег Мокрого Казинского. Надо же, снова встретились. Теперь вместе двигаемся к Уралу. Недалеко осталось. Казинское тут, конечно, не чета своему худосочному «хвосту» - и широкое, и полноводное, и подходы с берега замечательные. Вот так запросто присаживайся на травку и рыбачь себе в удовольствие, ничего и мостить не надо, ветки талов обламывать, расширяя «жизненное пространство». Две черные утки с желтыми бляшками на головках, задевая лапками воду, пролетели от нашего берега к противоположному и тут же скрылись в кустах.
-Лысухи, - брат смотрит им вслед.
-А их из поджига подбить можно? - интересуюсь.
-Не знаю, - сомневается Гена, - попробовать надо.
У них с Вовкой поджиги имеются. Что это такое? Да, самодельный пистолетик, где вместо дула медная трубка прикреплена. У трубки есть сквозной пропил, а рядом в деревяшку рукоятки вбита скобочка, в которую вставляется спичка серой как раз на пропил. Чиркнул по ней спичечным коробком — и выстрел. Правда, перед этим поджиг зарядить надо. Можно скобленной со спичек серой, а если есть, то дымным порохом. Грохочет, как настоящий. Брат свой поджиг прячет в сарае. Я знаю где. Прошу и мне такой же сделать, а он все тянет, на потом откладывает. Потом, так потом, я не гордый — подожду.
А сейчас дорога резко поворачивает вправо, вперед ведет лишь хорошо различимая тропа. Мы следуем по ней. Минуем одну сухую ложбину, другую и выходим к Уралу. На той стороне — Меловые горки. Мальчишки рассказывали про них, а я так вижу впервые. Чуть отступив от реки (может, отсюда кажется), к небу устремляется высоченный откос. Дома на его гребне видятся игрушечными. Склон, где не зарос травой, выступает белым, словно прошлогодние снежные нашлепки остались. Это и есть мел. Вот бы набрать кусочков. Рисуй на заборах сколько хочешь.
Но тот берег сейчас нас мало интересует, нам бы со своим разобраться. Для начала надо спуститься к воде. Яр идет к Уралу уступами: отвес — площадка, отвес — площадка... Но не зря сюда дорожка протоптана, народ и о спуске позаботился. Где ступенек наделали, а где и по прямой можно сойти.
Мы стоим уже на ближней от воды террасе. Шириной она метра три, можно свободно разместиться, что до нас кто-то и делал. След от костра, даже рогульки, чтобы котелок вешать, воткнуты. И дровишек немного осталось.
-Не забыл? - брат кивнул головой.
Как можно! Я готов в лепешку расшибиться, лишь бы показать, что и я на что-то годен. Гена поймет, что я в компании не лишний, и скажет: «Молодец, Юрка!» И потом будет всегда меня брать на рыбалку с ночевкой. Но это потом.
А сейчас прислоняю удилища к береговому уступу, кастрюльку — к кострищу, а сам снова выбираюсь на верх. По дороге сюда я уже заприметил места, где хвороста просто залежи. В половодье, наверное, нанесло. Накладываю охапку и тащу к берегу. А вот как теперь к стану спуститься? Руки заняты, не развернуться — длинные хлысты мешают, куда ступить — не вижу... Делаю попытку, срываюсь и лечу вместе с ветками на первый выступ. Благо не высоко, и приземляюсь на песок. Руку все же ободрал.
-Живой? - кричит с низу брат. Видит, что я поднимаюсь, добавляет:
-Ты сюда не стаскивай, бросай просто сверху, потом соберем!
«Вот дурья башка, - думаю, - сам сообразить не мог». Задача упростилась. Подсказанным манером я натаскал к костру большую кучу сухостоя. Сам справился. Гена с другом приволокли еще кряжистый пень, чтобы положить в огонь на ночь. Тлеть будет до утра. С этим делом покончили.
-Дуй снова на верх и рви траву, - брат ловит мой непонимающий взгляд и поясняет: - Не на голой же земле ночевать будем.
Все понятно. Трава по ложбинам стеной стоит — высокая, уже пожелтевшая, высохшая за лето. Хорошая «перина» получится. Но не тут-то было. Рвется с великим трудом, не то, что зеленая. Режу себе осокой палец. Глубоко. Пока отсасываю выступившую кровь, вспоминаю про «дурью башку». Сразу же приходит мысль сходить за ножом.
Брат с Володей рыбачат.
-Три чебака поймали,— Гена насаживает червя. - Будет ушица...
Леса у него теперь не самодельная, а все та же дядина капроновая нить. У Володьки старая удочка. Но и у него клюет. Он при мне вытаскивает чебака.
Площадка, на которой мы разместились, шагов сорок длиной, причем дальний по течению край совсем спускается к воде. А противоположный отгорожен упавшим в воду деревом. От него и начинают рыбаки. Забрасывают (до воды метра полтора) и идут за поплавком по течению. И так — друг за другом. Вот и Гена ловит, нанизывает на кукан. Вдруг вспоминает:
-Ты травы нарвал?
Показываю пораненный палец.
-Нож возьми!
-За этим и пришел, - оправдываюсь, хотя мне так хочется порыбачить.
Может, потом Гена даст удочку подержать. Но это потом, а сейчас надо травой заниматься.
Все приготовления закончены. И вовремя, уже начало смеркаться — конец августа на дворе.
-На, надень, - брат разбирает мешок и бросает мне фуфайку.
На костре булькает вода в котелке, варится картошка. Рыба, уже почищенная и вымытая, выложена на траву. Скоро и ее запустят в уху. Получилось как раз по «три головы на нос». Так Гена посчитал. Они с Рязаном пошли подпуска ставить, возле упавшего дерева. Толком их уже и не разглядеть, только негромкий разговор слышен. Меня оставили следить за костром, чтобы уха из котелка не убегала. Я устроился на нашей с братом лежанке, по ту сторону костра — Володина. Травы я накосил много, хорошие подстилки получились. У нас широкая, «двуспальная».
Совсем стемнело. Тихо. Под яром выводит свою мелодию Урал. Никогда раньше и подумать не мог, что у него столько напевов. Днем обычно с пацанами на воде такой шум-гам устраиваем, что и себя-то не слышишь. А тут течение то шуршит, как трава под ветром, то утробно хлюпать начинает, то едва уловимым звоном отдает... Надо же! А вот грохот расколол тишину. Это подмытый яр обвалился... Сижу, слушаю, дивлюсь.
-Костер у тебя совсем заглох, - Гена с Володей появились. - Закладывай рыбу, мы пойдем руки сполоснем.
Подбросил в огонь хвороста, стало посветлее. Обираю каждого чебака от травинок и осторожненько опускаю в котелок. Ушица будет на объеденье. Чувствую, как зверски проголодался. Возвращаются ребята. Брат зябко передергивает плечами:
-У костра хорошо, у воды — не очень.
Он облачается в свою фуфайку, отряхивает от песка ноги, обувается и натягивает на голову кепарик:
-Теперь полный порядок.
Черпает деревянной ложкой бурлящую уху:
-Кажется, ничего получилось, только подсолить малость надо.
Он протягивает ложку Вовке:
-Попробуй.
Тот аккуратно погружает ложку в котелок, долго дует на нее, осторожно втягивает ароматную жижу сложенными в трубочку губами, молча кивает и передает мне.
На поверхности ухи видны бляшки жирка. А говорят, что чебак постный. В животе у меня заурчало. Есть хочется. Пробую. Вкусно. Черпаю второй раз.
-Ну, ну, разогнался, - брат снимает котелок с огня и ставит рядом. - Пусть остынет чуток, а мы пока перекурим. Доставай-ка, Володя, махорочку.
Сам вынимает из мешка газетный сверток. Разворачивает, вставляет одно в другое, закладывает в рот — трубка. Самая настоящая, как в книжке у Тараса Бульбы на картинке. Постой, постой, это же дяди Андрея трубка. Ну, не вся, а вот куда табак насыпают. Она валялась у дяди в том же ящике из-под посылки. Значит, и это «отмотал»?
-Ген, это дяди Андрея?..
-А зачем ему люлька, он же не курит!
Брат, откинув на этой самой люльке металлическую сетчатую крышечку, закладывает туда табак, еще и пальцем уминает.
-А вот чубук, - он стучит ногтем по слегка изогнутой палочке, - я сам сделал.
Он рассказывает, как пробивал проволокой мягкую сердцевину кленовой ветки, как плотно подгонял стык. В голосе слышится неприкрытое довольство. Но года через два, опять же на рыбалке, Гена размахнется и запустит далеко-далеко в Урал эту трубку. «Хватит, накурились,» - скажет он.
Но это потом, еще не скоро.
А сейчас он прикурит от горящей палочки, и они с Рязаном будут по очереди посасывать трубку, выпуская дым в черное небо.
Утром я проснулся позже всех. Солнце еще не поднялось, но было достаточно светло. Слегка струил дымком положенный на ночь в костер пень. Я вылез из-под старенького одеяльца, которым заботливо укрыл меня брат. Они с другом уже вовсю рыбачили. А я проспал. С вечера все никак не могли угомониться. Уху умяли всю, до капли. Вкусная получилась. Черпали из кастрюльки по очереди — никто в обиде не остался. Чебаков разобрали по косточкам. После чего котелок вымыли с песочком и заварили чай. Пили с пряниками. Я клопом отвалился от костра. Так дома не наедался. Разморило. Гена с Володей снова трубку набили. Только по разу затянулись, как затрезвонил колокольчик на подпуске Рязана. Побежали, фонарика нет. Володя на ощупь ухватил леску, потащил.
-Есть что-то, - объявил радостно.
Оказался соменок. Брат свою снасть тащить не стал, лишь подержал на пальце. Никаких шевелений. Значит, подождет до утра. Вернулись к костру. Действительно, без него прохладно. Рязан бросил соменка на землю.
-На кукан посади, - посоветовал брат.
-У меня кое-что получше есть, - Володя достал из мешка авоську. Обычную, сетчатую, с какой в магазин ходят, и опустил в нее соменка.
-Ячея крупная, смотри — уйдет, - засомневался Гена.
Так оно и вышло. Когда утром Рязан вытащил «садок», соменка в нем не было. Зато брат взял со своего подпуска двух.
И вот теперь они рыбачили на удочки. Когда я подошел, Гена как раз снимал с крючка чебака. Длинный кукан на треть забит рыбой. В самом низу темнеют сомята. Хорошие, с мою руку, наверное.
-Выспался, - интересуется брат.
-Нормально, - отвечаю.
-Тогда шуруди костер и ставь воду на чай.
-А ты мне дашь порыбачить?
-Когда я буду пить чай, ты будешь ловить.
И через время уже я пойду с удочкой по берегу. У меня будет клевать, старательно подсекаю, и два раза мне это удастся. Причем один чебак будет очень крупным, даже Гена с Вовкой прибегут посмотреть. Подлещик — определит брат. Он в чебаках уже хорошо разбирается.
А еще через неделю мы снова придем сюда. С нами будет еще один друг брата — Витя Андреев. И снова мы накрячим целую низку чебаков. У ребят уловы будут не хуже. Поймали бы еще, да черви закончились. Витька предложит удить на кузнечиков. Но на удочку на них клевать не будет. Зато на братов подпуск возьмет какая-то крупная рыба, именно на кузнеца. Гена тащил почти до самого берега, но сорвалась. Дядя Миша Ворожейкин потом скажет, что клюнул, скорее всего, жерех. Он на кузнечика часто берет.
Но все это будет потом. А сейчас я иду ополаскивать котелок и ставить воду на чай. Брат же обещал дать мне порыбачить.
,
