Оценка в историографии

В историографии оценка событий 1508 года носит противоречивый характер. В исторической литературе существует значительная полемика между различными подходами к пониманию как сути проходившего процесса, так и отдельных фактов[48]. Историки конца XIX — начала XX веков Владимир Антонович[49], Матвей Любавский[50], Михаил Грушевский[51] и Митрофан Довнар-Запольский[52], хотя и указывали на ограниченный характер восстания Глинских, характеризовали его как борьбу «русского» и «литовского» начал в Великом княжестве Литовском, выраженную также и борьбой православных против насаждения католичества[53]. Афанасий Ярушевич рассматривал события 1508 года как «великое брожение народной массы» и как «общерусское дело»[54], что вызвало серьёзные возражения со стороны Любавского[55]. В то же время, польские историки Людвик Финкель[56], Оскар Халецкий[57], Людвик Коланковский[58], а также русский историк Александр Пресняков[59] отрицали этнический, а также религиозный характер движения, расценивая действия Михаила Глинского как авантюру, поддержанную лишь лично зависимыми от него людьми[53].

В советской историографии возобладала концепция, выдвинутая историком Анатолием Кузнецовым[60][61] и в основных позициях повторяющая подход Ярушевича. В рамках этой концепции мятеж Глинских рассматривается как «восстание народных масс», направленное на освобождение русского населения из-под власти католической Литвы[53]. Видный советский историк Александр Зимин, хотя и придерживался этого подхода, внёс в него существенные коррективы. Зимин полагал, что, хотя население и сочувствовало идее восстания, «княжата не захотели использовать народное движение белорусов и украинцев за воссоединение с Россией», что и привело к неудаче восстания[62]. Борис Флоря отмечал, что население не поддержало восстание, как и в целом объединительную политику Русского государства в XVI веке, потому что феодалы преследовали собственные интересы и заняли по существу «антинациональную позицию»[63].

После распада Советского Союза ситуация снова изменилась. Уже в 1992 году была издана работа Михаила Крома, в которой полностью отвергается концепция Ярушевича — Кузнецова[64]. Так, Кром расценивает мятеж Глинского как безусловную авантюру[65], вызванную стремлением Львовичей вернуть себе утраченное положение. Он приходит к выводу, что большинство православных князей вполне устраивало положение в Великом княжестве Литовском и они не стремились к обособлению[66]. Как замечает историк, в ранних источниках национальная или религиозная окраска событий 1508 года отсутствует. Такая окраска появляется в поздних сочинениях 60−90-х годов XVI века, когда в Великом княжестве Литовском резко обострились межэтнические и межконфессиональные разногласия и произошло переосмысление событий недавнего прошлого, которые приобрели форму противостояния православия и католицизма[20].

Какая-либо этническая или религиозная подоплёка мятежа отвергается и британским литуанистом Стивеном Роуэллом, также указывающим на то, что сторонниками Глинского были лишь его родственники и клиенты, а сама акция была авантюрой в том смысле, что какого-либо плана мятежа не существовало, а конкретные действия имели различные цели[67]. При этом Глинский выступал не против монарха, подданным которого продолжал считать себя и во время мятежа, а непосредственно против Заберезинского и его сторонников[67].

Польский историк Ян Тенговский видит причины восстания в отсутствии родственных связей Глинских с руководящей элитой государства в лице Радзивилла, Заберезинского, Кишки и Кезгайло, ставшем причиной разногласия Михаила с Яном Заберезинским и великокняжеской радой в целом[68].

К подобным выводам приходит и белорусский историк Макар Шнип, автор ряда работ о мятеже Глинских, в 2009 году защитивший по этой теме кандидатскую диссертацию. По его мнению, в начале XVI века в Великом княжестве Литовском не существовало политических группировок, сформированных по этноконфессиональному признаку, а причинами выступления стали противостояние Михаила Глинского с Яном Заберезинским, основанное на расхождении по экономическим и политическим вопросам, а также нежелание великого князя Сигизмунда решить дело Глинского в суде и лишение князей Львовичей занимаемых ими должностей. Само выступление автор расценивает как стихийное, направленное на достижение личных целей Глинских и не имевшее конкретной общественно-политической идеи[46].

Подробнее ➤