“Более тысячи туш оленей обнаружены в реке Хатанга. Их популяция падает каждый год”

12 августа 2021 года было найдено 1200 мертвых северных оленей в реке Хатанга на востоке Таймыра. По крайне пере 17 из них было изрешечено пулями. Инспектора Александра Беляева нашедшего это кладбище пытаются уволить. Я с ним поговорил. ⠀

⠀

Если не принять неотложных мер, то северный олень разделит в лучшем случае судьбу сайгака, а в худшем странствующего голубя.

Предыстория. Северного Оленя нещадно бьют не первый десяток лет. Сначала перебили волков, которые контролировали его численность, теперь бьют оленя, просто ради забавы в местах, где олени переходят реку вброд и не могут увернуться от пуль. (Более подробно статья Новая Газета) ⠀

⠀

Популяция дикого оленя упала с миллиона+ до 300 000, дикие олени фактически остались только в ОППТ, в 2020 году в Красную книгу мы так и не смогли его внести. Т.к. власть издавна любит покупаться чанах наполненных кровью, выжатой из молодых рогов оленей и решетить животных на переправах. Так сюда прилетают «лечить» потенцию. Более подробно ТУТ и ТУТ

⠀

За последние несколько месяцев это 3 громкий случай, когда честного инспектора «выдавливают» из отрасли. Пора дать отпор этой адской системе и объединиться против браконьеров. ⠀

⠀

Вместе с Алексеем @alexeysedoyrussia (его инстаграм) , с этого момента мы будем целенаправлено помогать инспекторам остаться на работе, избегать «наездов», будем стараться финансово благодарить каждого егеря за выявление случаев браконьерства. Пусть каждый инспектор знает, что граждане всей страны на их стороне! ⠀

⠀

Помогите узнать о создании общественной инициативы против браконьерства.

Из статьи Новой газеты:

Загоны для оленей, где они переходят реки, — чтобы шли точно под выстрел. Вышки всюду и помосты к балкам, чтобы оленей туда затаскивать и разделывать уже без гнуса и комарья, комфортно. Только убивать, только стрелять.

Так мой друг Сергей З. объяснял приезжим про Север. Исчерпывающе — поэтому повторяю его, лучше не сформулировать.

И к уже процитированному рассказу в «Хатанга. РФ» можно было бы отнестись скептически, поскольку восклицание — «такового вопиющего акта жестокости к животным Хатанга еще не знала в своей истории» — кажется неискренним: оленей здесь бьют при сезонных миграциях регулярно, без пропусков, это бизнес. Но, похоже, автор, говоря о беспрецедентности, имеет в виду лишь бессмысленность этого побоища. Хотя есть ли разница оленям, как их убивают, — чтобы переработать в мясо и на шкуры или исключительно из спортивного интереса, — вопрос.

В октябре 1994 года мне пришлось от начала до конца присутствовать при таком традиционном сезонном побоище. В Хатангу — ржавое железо, черные доски, гильзы, те самые балки — тогда я смог попасть на вертолете вместе с чиновниками краевой администрации во главе с первым вице-губернатором края Евгением Васильевым (сейчас он возглавляет Эвенкию). Естественно, высоких гостей здесь встречали по высшему разряду, ну и я увязался с ними послушать местное начальство. Оно там собралось, похоже, все. Столы накрыли на берегу. Уже было темно, когда олени пошли переправляться, ломая лед.

Палили в них из нескольких ружей и карабинов, помню, гостям и мне, в том числе, все пытались всучить «Сайгу» — тоже пострелять. «Давай, можно не целиться — все равно попадешь».

Олени, несмотря на то, что их убивали, все шли и шли навстречу пулям. «Главное — первого пропустить. Вожака. Дальше бей хоть с закрытыми глазами. Когда «дикарь» идет, мы все выходим, тут у каждого по несколько стволов».

Это действительно было и есть в местном народе, самый известный красноярец Астафьев писал о том же:

«…я на войне был, в пекле окопов насмотрелся всего и знаю, ох как знаю, что она, кровь-то, с человеком делает! Оттого и страшусь, когда люди распоясываются в стрельбе, пусть даже по зверю, по птице, и мимоходом, играючи, проливают кровь. Не ведают они, что, перестав бояться крови, не почитая ее, горячую, живую, сами для себя незаметно переступают ту роковую черту, за которой кончается человек и из дальних, наполненных пещерной жутью времен выставляется и глядит, не моргая, низколобое, клыкастое мурло первобытного дикаря».