На лицо ужасная, добрая внутри

Фото для обложки

Целых четыре года мы жили со свекровью. Она выделила в наше распоряжение большую комнату с громким названием «зала». Телевизор стоял в зале, и на наши робкие просьбы: «Мама, давайте мы его в вашу комнату перенесем», — свекровь горячо возражала: «Ну разве можно молодым и без телевизора?»

Сама она без телевизора жить не могла, поэтому в семь часов утра основательно усаживалась в кресло перед экраном и сидела там минимум до полуночи, а то и дольше, потому что страдала бессонницей. Мы с мужем с нетерпением ждали, когда сможем остаться наедине.

Четыре долгих года мы экономили на чем возможно (и на чем невозможно — тоже), собирая деньги на собственное жилье. И наконец долгожданный день настал — мы с Мишкой стали законными и полноценными владельцами однокомнатной квартиры. На квартиру в новом доме денег нам не хватило, а ждать еще несколько лет уже было невмоготу, поэтому воспользовались, как говорят риелтора, вторичным рынком недвижимости.

Дом, где располагалась наша квартира, построенный еще до революции, был трехэтажным, очень старым и огороженным со всех сторон деревянным забором. В нем были прохладные просторные парадные, старые гудящие трубы и новая крыша. В общем, дом как дом, со своими достоинствами и недостатками. И жильцы его люди как люди. Разные. Молодые и старые, общительные и замкнутые, гордящиеся наличием балконов (обитатели второго и третьего этажей) и хвастающиеся собственными подвалами (те, кто жил на первом).

Елизавета Степановна была первой, с кем мы познакомились из соседей. Крупная мужеподобная женщина неопределенного возраста сидела на лавочке и внимательно наблюдала за тем, как рабочие выгружают нашу мебель. Когда один из них, споткнувшись, чуть не уронил трюмо, отреагировала раньше нас с мужем. «У тебя, что руки отсохли? — грозно прикрикнула она на грузчика. — Или с утра на ногах не держишься?»

Вместо того чтобы с использованием ненормативной лексики объяснить женщине, что это не ее дело, грузчик виновато пробормотал: «Извиняюсь» — и вцепился в трюмо обеими руками. Соседка подошла к машине и стала руководить разгрузкой. И — о чудо! Бригада битых жизнью мужиков беспрекословно выполняли все ее распоряжения.

"В пятую въезжаете? — обратилась женщина к нам. Мы с Мишей дружно кивнули. — Тогда давайте знакомиться. Лизавета Степановна. — И, не дожидаясь, пока мы представимся, заметила: — Тесно вам будет. Я не смогла бы с супругом в одной комнате. Ведь мужчины такие".

"Извините, — перебил ее муж, — нам нужно идти. Работы, знаете ли, много".

"Вот идите и работайте, — отрезала Елизавета Степановна. — А вы, милочка, — повернулась она ко мне, — задержитесь. Поболтаем, познакомимся поближе.

Мишка недовольно хмыкнул и, подняв с земли ящик с посудой, вошел в подъезд.

"Работать, — это мужское дело, — назидательно сказала соседка. — Вообще мужиков нужно держать вот где. — Кулак у нее по размеру был, как два моих. — И спуску не давать, а то на шею сядут!"

"Мой не такой!" — возразила я.

"Ах, милочка, поначалу все так говорят. Потом спохватятся, а поздно уже. Супруг либо спился, или гулять начал, или на диване целыми днями с газеткой полеживает. Уж поверьте моему опыту — либо мужа в ежовых рукавицах держать, либо слезы лить да локти кусать".

На балконе появился Миша, перегнувшись через перила, крикнул: «Ты скоро?»

"Уже иду", — торопливо отозвалась я.

"Бежать по первому зову супруга? — возмутилась Елизавета Степановна. — Не понимаю я этого. С мужчинами нужно".

Пробормотав: «Простите», я скрылась в парадной. Зашла в полутемную прихожую и сразу оказалась в объятиях мужа.

"Лерунчик, наконец-то мы одни!"

"И никто нам не будет мешать", — радостно подхватила я.

"Кстати, а что этой гренадерше от тебя нужно было?" — вдруг спросил Миша. Я сразу поняла, о ком идет речь, и со смехом ответила: "Учила меня жить. Говорила, что супруга нужно держать в узде, на привязи, в ежовых рукавицах и вот где". Я сжала кулак и помахала им перед Мишкиным носом.

"Как, вдохновили тебя ее советы?" — неестественно напрягся муж.

"Все будет зависеть от твоего поведения", — снова засмеялась я.

"Как все-таки замечательно, что ты у меня не такая!"

"Да. Ее мужу не позавидуешь", — философски заметила я.

"Какой к бесу муж, — возразил Мишка, — она же мужененавистница! Кто на такой жениться?"

Дом, где мы купили квартиру, был маленьким: два подъезда по шесть квартир в каждом. Очень скоро мы познакомились со всеми его жильцами. Елизавету Степановну, за которой закрепилась репутация общественницы и пламенного борца с бюрократами из Жэка. В доме уважали и побаивались, а после того как она собственноручно задержала и доставила в полицию двух подростков, пытавшихся ее ограбить, стали уважать и побаиваться еще сильнее.

А мой Миша после того случая уже не называл ее «гренадершей» — только Лизаветой Степановной. Еще выяснилось, что муж у «доброй» соседки все же имеется. Невысокий, на полторы головы ниже своей монументальной супруги, тощенький мужичок с неизменным допотопным портфелем. Уходил он из дома рано, возвращался поздно, при встрече с соседями вежливо приподнимал шляпу, под которой обнаруживалась лысина с зачесанными на нее редкими волосами.

Миша искренне жалел Степана Юрьевича (так звали мужа Елизаветы Степановны) и говорил, что ни дня не смог бы прожить с такой ужасной женой.

"И чем же она ужасная?" — защищала я соседку из женской солидарности.

"Во-первых, страшная, а во-вторых, могу поспорить, колотит своего мужа. Как что не по ней — бац по лицу!"

С «во-первых» я могла согласиться. Красавицей Елизавету Степановну нельзя было назвать даже с большой натяжкой. Черты лица — грубые, фигура — квадратная, как у тяжелоатлета, а еще эти вечные бигуди под зеленой газовой косынкой. Но насчет того, что она колотит своего мужа — скорее всего, это Мишкины фантазии. Ответ на вопрос, бьет или не бьет, мы получили погожим майским днем.

Было воскресенье. После моего третьего напоминания Миша все же занялся уборкой комнаты, а я совмещала приятное с полезным — загорала на балконе и сажала фиалки. Вдруг услышала снизу голос Елизаветы Степановны и ее мужа. Заинтересовавшись, оставила в покое фиалки и посмотрела вниз.

Балкон их квартиры на втором этаже соседнего подъезда был виден как на ладони и пока что пуст.

"Степаша, посиди на балкончике", — вибрирующим от нежности голосом говорила Елизавета Степановна.

"Там так чудесно: воздух, солнышко. Я сейчас тебе кресло вынесу".

"Не утруждай себя, душа моя. Я сам".

"Ну что ты, тебе нельзя поднимать тяжести. Пусти, я сама".

Кряхтя от натуги, Елизавета Степановна выволокла на балкон большое кресло и позвала: «Иди сюда!» После того как муж уселся, она снова метнулась в комнату и вернулась с пуфиком: «Положи сюда ножки, тебе так удобно будет. Хочешь чайку? Или квасу? У меня такой замечательный квасок в этот раз получился».

Я не могла поверить своим глазам и ушам. Заглянула в квартиру, жестом приказала Мише выключить пылесос, поманила на балкон.

"Послушай", — сказала я шепотом.

"Вот квасок, — продолжала ворковать соседка, — а вот оладушки с вареньем. Может, газетку принести? Или книжку? Только скажи какую, я мигом найду".

"Лизонька, да ты не хлопочи. Лучше сядь рядышком, отдохни".

"Да что ты! — всплеснула руками Елизавета Степановна. — Разве ж я устала? Пойду борщ варить, такой, как ты любишь, с грибочками. Или лучше о крошечку? Ты только скажи! А ты, родненький, отдыхай. Ты же так устаешь, бедненький".

Елизавета Степановна ушла в квартиру, ее муж задремал в кресле, а мой Мишка все продолжал смотреть на их балкон. Видно переваривал увиденное и услышанное. Наконец протянул многозначительно: «Да-а-а. Вот мудрая женщина. И такая милая. Тебе, Лера, есть чему у нее поучиться. — А после небольшой паузы добавил: — Жаль, что ты на нее не похожа». Вот и пойми этих мужчин.