Астрономы учат, что все существующее — системы Млечного Пути, туманности, звезды — постоянно удаляются, убегают друг от друга, и в результате этого постоянного удаления Вселенная расширяется уже миллиарды лет.
Многие удивляются этому всеобщему бегству, и если оглянуться назад, то приходишь к мысли, что когда-то, очень давно весь космос сгустился в единую точку, в единую капельку звезд, а потом взорвался по какой-то непонятной причине, и этот взрыв продолжается до сих пор.
Выяснив это, им, конечно, любопытно, что же произошло до взрыва, но они не могут в этом разобраться. Это просто, и мы поговорим об этом сразу.
Два инженера-конструктора, живших в предыдущей Вселенной, непревзойденные мастера космогонии. Не было чуда, которого бы они не смогли построить. Конечно, чтобы можно было что-то построить, это надо сначала спланировать, а план надо продумать, ибо иначе, где бы они это купили? Поэтому два инженера, Микромилл и Гигациан, продолжали задаваться вопросом, как они могут узнать, что еще можно построить, кроме чудес, которые они могут придумать.
«Я могу делать все, что только могу придумать, — сокрушался Микромилл, — но ничего не могу придумать». Это ограничивает нас обоих: мы не можем думать обо всем, что можно придумать, хотя, может быть, разумнее было бы делать что-то другое, а не то, что приходит в голову! Как насчет этого?
«Вы, несомненно, правы, — ответил Гигасиан, — но видите ли вы решение?»
«Что бы мы ни делали, мы делаем это из материала, — продолжает Микромилл, — поэтому все возможности заключаются в материале». Если мы думаем о доме, мы строим дом; если дворец, то дворец; если мы вообразим мыслящую звезду, мы тоже сможем это сделать. Но в материи больше возможностей, чем в нашем уме; так что пусть материал говорит против него, чтобы он мог сказать вам, что еще можно сделать из него!
«Рот действительно необходим, — согласился Гигачян, — но этого недостаточно, потому что рот говорит только то, что придумал разум». Поэтому надо не только на словах дать материалу, но и заставить его задуматься, и тогда он обязательно раскроет нам все свои тайны!
-Ты прав! — сказал Микромилл. Эта работа стоит усилий. Я себе это так представляю: поскольку все существующее есть энергия, то и мышление надо строить из энергии, начиная с наименьшей дозы, то есть с кванта; и квант мысли должен быть заперт в самой маленькой клетке, построенной из томов. Это задача атомной инженерии: ключ к миниатюризации! Если сто миллионов пламенных разумов легко поместятся в моем кармане, то мы достигли своей цели: этих пламенных разумов будет все больше и больше, и любая горстка зыбучих песков подскажет нам, как совет бесчисленных людей, что нам делать. Делать и как!
«Нет, не надо так себя вести!» — возразил Гигачян. — Наоборот, поскольку все существующее есть масса. Следовательно, из всей массы Вселенной должен быть построен единый мозг, гигантский мозг, светящийся мыслью; если я усомнюсь в этом, это откроет мне все тайны творения. Только он может это сделать. Твоя гениальная пыль — бесполезный мусор, потому что, если каждый мыслитель будет говорить что-то свое, ты никогда их не поправишь, и твои знания не обогатятся!
Спор за спором, слово за словом два инженера сильно конфликтовали, и не было никаких упоминаний о том, что они вместе подошли к задаче. Так они и разошлись, пользуясь методами друг друга, и каждый начал работу по-своему: Микромилл стал охотиться за квантами, запирал их в атомных клетках, а так как они были наиболее тесно связаны с кристаллами, то брал в работу алмазы, халцедоны и рубины. Думать о. Рубины были самыми прилежными, он наполнил их таким умом, что они просто сверкали. У него были всевозможные другие разумные драгоценные камни, мудрые зеленые изумруды, сообразительные желтые топазы, но все же лучше всего думали красные рубины. Работая с сверкающими блестящими камушками, Гигачян посвящал свое время великанам: он с огромным трудом заставлял работать солнца и целые системы Млечного Пути, плавил, смешивал, перемешивал, месил их, формировал свои работы слезами звездной пыли и, наконец, создал такую гигантскую космологию, что почти ничего, кроме него и Микромилла с драгоценными ремнями, снаружи не осталось.
К тому времени, как они закончили работу, их уже не интересовало, кто из них знает больше секретов от своего создания, а лишь то, в чем один приготовит другого, кто из них сделал лучший выбор. Они вызвали друг друга на соревнование. На Гигации ждала там Микромилл рядом с космосом, чей край, длина и высота составляли несколько световых лет, его край образовывали темные звездные тучи, в его дыхании суетились солнца, он махал своим галактическим лицом, он топал ногами млечного пути. , его гравитационные волны двигались легко, его голова была сделана из ста триллионов железных шаров, он был сделан из солнечного меха, пылающего, пушистого паба. Вот так Гигачян наряжал свой космос, тщетно летая от одного уха к другому, хотя каждое путешествие длилось по полгода. Микромилл же вышел на арену соревнований с пустыми руками; у него в кармане был маленький рубин, он хотел столкнуть его с колоссом.
Гигасия рассмеялся при виде этого зрелища.
"Да ладно, что может сказать эта крошка?" — ему было семьдесят. — Да ладно, что ты можешь знать по сравнению с этим галактическим гигантом разума, по сравнению с этой бесконечной звездной мудростью, в которой мысль совершается день за днем, укрепляется огромной гравитацией, взрывающиеся сверхновые делают понятия ясными, а тьма космоса углубляет созерцание?
«Вместо самовосхваления и хвастовства давайте перейдем к делу», — сказал Микромилл. — Или знаешь что? Почему мы должны спрашивать наших существ? Пусть соревнуются друг с другом! Пусть мой микроскопический гений сразится с твоим космонавтом в парном бою, где мудрость — щит, а острый ум — меч!
-Быть! — сказал Гигациан. Так что своих конкурентов они оставили себе на поле конкуренции. Красный рубин кружил и кружил во тьме, над океанами космоса, в которых плавали горы звезд вокруг бескрайнего, яркого чудовища, и чирикал так: «Эй, ты, неповоротливый дятел, ты, гигантский огненный ублюдок, ты можешь вообще думать!?"
Всего через год эти слова достигли мозга колосса, и в нем начали вращаться своды, сведенные в виртуозную гармонию. Он был поражен безрассудными словами и недоумевал, кто посмел так с ним говорить.
Поэтому он повернул голову в ту сторону, откуда был задан вопрос, но к тому времени, как он повернулся туда, прошло два года. Он искал темноту своими светлыми галактическими глазами, но ничего не видел, потому что рубин давно не был там, а теперь чирикал ему сзади: "А ты большая мамла, моя звездная тучка, солнечноволосый друг, но ты тохоня брат!" Вместо того, чтобы вертеть ослепленной солнечными лучами головой жимолости, скажи мне, сможешь ли ты сложить два и два, прежде чем половина голубых гигантов сгорит в твоем мозгу или умрет от старости!
Косморец рассердился на эту наглость, ему хотелось поскорее повернуться, потому что с ним говорили из-за его спины; он вращался все быстрее и быстрее, и системы Млечного Пути начали вращаться вокруг оси его тела, отдельные рукава галактик закручивались в спирали, звездные скопления складывались в сферы, и каждое солнце и каждая планета начинали вращаться, как жужжащая улитка. ; но к тому времени, как он успел блеснуть своими сияющими глазами на своего противника, он уже издевался с другой стороны.
Безрассудный кристалл крутился все быстрее и быстрее, космический только крутился, крутился вокруг себя, но никак не мог догнать, хотя уже крутился там как вертушка, пока не набрал такую скорость, свою Скорость возросла так неимоверно, что ослабли зажимы гравитации, лопнули тесные швы пространства, которые Гигачиан подготовил с такой тщательностью, лопнули шины электропоезда, и, подобно перекручивающейся центрифуге, он разлетелся на куски, все в один миг. однажды, и космос, взмахивая спиральными штифтами, разлетелся во все стороны света, создав системы млечного пути, рассеянные, и с этой центробежной силой началось бегство туманов. Затем Микромилл объявил, что он победил, поскольку косморы Гигациана взорвались, прежде чем он успел сказать хоть слово; Гигачян, с другой стороны, настаивал на том, что целью соревнования было не измерение силы, а измерение интеллекта, поэтому следовало определить, кто из участников умнее, даже не то, кто из них взорвется раньше. К предмету конкурса это не имело никакого отношения, поэтому «Микромилл» его обманул.
С тех пор они сражались еще ожесточеннее. Микромилл до сих пор ищет свой рубин, который где-то затерялся в катастрофе, но никак не может его найти, потому что куда бы он ни посмотрел, он видит красные огни, сразу же бежит к нему, но только звезды, которые седеющие от старости всегда рыжие, вот он и начинает поиски сначала, и опять тщетно. С другой стороны, Джи Гачиан все чаще пытается снова связать свой взорванный космос с помощью гравитационной струны или лучевой нити, используя в качестве иглы тяжелейшее излучение. Но то, что он зашивает, тотчас снова рвется, туманы вырываются с такой огромной силой. И так никто из них не успел познать тайны материи, хотя и научили его мыслить и дали ему рот, но прежде, чем состоялся решающий разговор, случилась беда, которую невежды называют сотворением мира.
Впрочем, только космология Гигачиана взорвалась из-за рубина Микромилла, да так основательно, что до сих пор летает при здравом ухе. А если вы не верите, что это было так, то спросите у ученых, не правда ли, что каждое небесное тело непрерывно вращается вокруг своей оси, как жужжащая улитка; потому что это также показывает, что все началось с этого сумасшедшего вращения.
9.5М
