Крупнейший в мире ‘экспортер младенцев’ сталкивается со своим болезненным прошлым

Южнокорейские усыновленные возвращаются в страну, чтобы привлечь правительство к ответственности за то, что они называют коррумпированной системой усыновления, которая практически не менялась до последних десятилетий.

Миа Ли Соренсен со своей матерью-датчанкой, 72-летней Лилиан Хансен, и отцом, 74-летним Бентом Хансеном, в июле в Корсоре, Дания.

Датские родители Мии Ли Соренсен часто говорили ей, что ее родная семья в Южной Корее отдала ее на удочерение. Согласно ее документам об усыновлении, она родилась преждевременно в 1987 году в семье, которая не могла позволить себе оплачивать ее медицинские счета и желала ей “хорошего будущего” за границей.

Но когда мисс Соренсен нашла своих биологических родителей в Южной Корее в прошлом году, они не могли поверить, что она жива. Они сказали ей, что ее мать потеряла сознание во время родов, а когда она очнулась, в клинике ей сказали, что ребенок умер.

В Южной Корее самая большая в мире диаспора усыновленных из-за рубежа, при этом в целом усыновлений из-за рубежа больше, чем в любой другой стране. С момента окончания Корейской войны в 1953 году около 200 000 детей были отправлены за границу, в основном в Соединенные Штаты и Европу.

Эти усыновления продолжаются и сегодня, даже несмотря на то, что в стране один из самых низких показателей рождаемости в мире. В 2021 году ведущими центрами международного усыновления были Колумбия, Индия, Украина и Южная Корея. (До начала пандемии коронавируса в 2020 году список возглавлял Китай).

На фоне широко распространенных обвинений в коррупции и злоупотреблениях в прошлом Южная Корея начала свое первое официальное правительственное расследование в сфере усыновления в прошлом году.

Южнокорейские семьи долгое время неохотно усыновляли детей, несмотря на правительственные кампании по поощрению внутреннего усыновления. По мнению экспертов по усыновлению, в течение десятилетий после Корейской войны, когда Южная Корея была бедной страной с плохим медицинским обслуживанием и скудными бюджетами на социальное обеспечение, существовала острая необходимость в поиске приемных домов за границей для осиротевших, брошенных детей или детей-инвалидов.

Многие дети нашли необходимую им помощь и заботливые дома за границей. Но в своем стремлении продвигать усыновление за рубежом в качестве решения Южная Корея также породила глубокие и широко распространенные проблемы в отрасли, которые растянулись на десятилетия.

Мотивы получения прибыли фирмами по усыновлению в прошлом создавали стимул для фальсификации или сокрытия документов, чтобы сделать больше детей доступными для усыновления, иногда без ведома биологических родителей. Многих матерей-незамужних принуждали отдавать своих детей еще до родов. И иногда фирмы практически не следили за случаями, когда дети сталкивались с проблемами адаптации или жестоким обращением в своих новых домах. Датские родители Мии Ли Соренсен часто говорили ей, что ее родная семья в Южной Корее отдала ее на удочерение. Согласно ее документам об усыновлении, она родилась преждевременно в 1987 году в семье, которая не могла позволить себе оплачивать ее медицинские счета и желала ей “хорошего будущего” за границей.

Но когда мисс Соренсен нашла своих биологических родителей в Южной Корее в прошлом году, они не могли поверить, что она жива. Они сказали ей, что ее мать потеряла сознание во время родов, а когда она очнулась, в клинике ей сказали, что ребенок умер.

В Южной Корее самая большая в мире диаспора усыновленных из-за рубежа, при этом в целом усыновлений из-за рубежа больше, чем в любой другой стране. С момента окончания Корейской войны в 1953 году около 200 000 детей были отправлены за границу, в основном в Соединенные Штаты и Европу.

Эти усыновления продолжаются и сегодня, даже несмотря на то, что в стране один из самых низких показателей рождаемости в мире. В 2021 году ведущими центрами международного усыновления были Колумбия, Индия, Украина и Южная Корея. (До начала пандемии коронавируса в 2020 году список возглавлял Китай).

На фоне широко распространенных обвинений в коррупции и злоупотреблениях в прошлом Южная Корея начала свое первое официальное правительственное расследование в сфере усыновления в прошлом году.

Южнокорейские семьи долгое время неохотно усыновляли детей, несмотря на правительственные кампании по поощрению внутреннего усыновления. По мнению экспертов по усыновлению, в течение десятилетий после Корейской войны, когда Южная Корея была бедной страной с плохим медицинским обслуживанием и скудными бюджетами на социальное обеспечение, существовала острая необходимость в поиске приемных домов за границей для осиротевших, брошенных детей или детей-инвалидов.

Многие дети нашли необходимую им помощь и заботливые дома за границей. Но в своем стремлении продвигать усыновление за рубежом в качестве решения Южная Корея также породила глубокие и широко распространенные проблемы в отрасли, которые растянулись на десятилетия.

Мотивы получения прибыли фирмами по усыновлению в прошлом создавали стимул для фальсификации или сокрытия документов, чтобы сделать больше детей доступными для усыновления, иногда без ведома биологических родителей. Многих матерей-незамужних принуждали отдавать своих детей еще до родов. И иногда фирмы практически не следили за случаями, когда дети сталкивались с проблемами адаптации или жестоким обращением в своих новых домах.

Мисс Соренсен читает своему младшему сыну Эллиоту в июле в их доме в Дании под фотографией со своими корейскими родителями.

Многие проблемы уменьшились в последние десятилетия, поскольку Южная Корея предприняла шаги по пересмотру своей практики усыновления, включая расширение государственной поддержки матерей-одиночек, которые хотели сохранить своих детей, и требование о том, чтобы усыновления за границей одобрялись судами. Но многочисленные обвинения в халатности в предыдущие десятилетия остались без расследования.

Призыв к ответственности был инициирован сотнями усыновленных, которые вернулись в Южную Корею в последние годы, располагая временем и ресурсами для поиска ответов. Они сотрудничают с новым поколением исследователей и политиков, желающих пролить свет на болезненное наследие, которое десятилетиями считалось слишком постыдным, чтобы открыто обсуждать.

“Это похоже на торговлю людьми”, - сказала г-жа Соренсен об усыновлении в Южной Корее. “Если это случилось со мной, со сколькими другими они это сделали?”

‘Один этнический народ’

Во время пандемии Питер Моллер, усыновленный кореец, выросший в Дании, попросил других корейских усыновленных по всему миру поделиться своим опытом. Он ожидал узнать об отдельных случаях подделки документов. Вместо этого сотни людей выступили с сообщениями о сфабрикованных данных, украденных младенцах и отмытых личностях, а также о жестоком обращении в приемных семьях.

“Мы только коснулись поверхности”, - сказал г-н Моллер, который помог организовать глобальную кампанию по усыновлению, которая побудила правительство провести расследование.

Питер Моллер, второй слева, усыновленный кореец, выросший в Дании, встречается в Национальной ассамблее в Сеуле с другими усыновленными и активистами на форуме по ведению записей об усыновлениях.

Бизнес по экспорту младенцев в Южной Корее начался с того, что критики назвали глубоко укоренившейся ксенофобией и предубеждением против двухрасовых детей. В послевоенные годы первый президент страны Ли Сын Ман проводил политику, которую он называл “одно государство для одного этнического народа”, которая поощряла отправку двухрасовых детей, рожденных американскими солдатами и корейскими женщинами, на “землю их отцов”.

Многие обездоленные матери двухрасовых детей оказались перед суровым выбором: отдать своих детей на усыновление за границу или растить их в одиночестве, в бедности и позоре.

Когда Бу Чунг Ха, агент по усыновлению в отставке, в 1967 году присоединился к Holt Children's Services, крупнейшему в стране агентству по усыновлению, его первой работой было убедить женщин, работающих в сфере секс-торговли вблизи американских военных баз, отдать своих двухрасовых детей на усыновление за границу. “Наше общество не заботилось о них и их матерях”, - сказал он. “Их матери жили и работали в комнатах, едва достаточных для того, чтобы втиснуть кровать”.

Мики Ву Флиппен родилась в 1965 году в семье матери-кореянки и чернокожего американского солдата. Она сказала, что, когда она покидала маленький переулок, где жила в доме со своей матерью и братьями и сестрами двухрасового происхождения, люди бросали в ее адрес расистские оскорбления.

“У нас не было будущего в Южной Корее”, - сказала г-жа Флиппен, которая подростком была усыновлена семьей в штате Орегон после смерти матери.

Мики Ву Флиппен, усыновленный представитель двух рас, живущий в Неваде, после посещения собрания усыновленных в KoRoot, гражданской группе в Сеуле, которая управляет пансионом для посещения корейских усыновленных и борется за их права.

В Южной Корее долгое время родители сами сообщали о рождении нового ребенка - практика, которая, по словам усыновленных, облегчала оставление новорожденных детей незарегистрированными в правительстве и выдачу их за сирот, на которых затем охотились агентства по усыновлению. Только в июне этого года Национальная ассамблея Южной Кореи приняла закон, обязывающий родильные дома и власти регистрировать рождение ребенка.

‘Дети, заказанные по почте’

К концу 1960-х годов большинство детей, отправленных за границу, были не двухрасовыми, а родились у незамужних матерей, что стало еще одним объектом предрассудков в Южной Корее. Примерно в то же время каждую пятницу в Holt со всей страны прибывали до 20 младенцев, сказал мистер Бу, который возглавлял корейское отделение Holt до 1978 года.

“О некоторых из них не было никакой информации, и врачам приходилось определять их возраст по зубам”, - сказал он. Других бросили, морили голодом в течение нескольких дней, и они умерли вскоре после прибытия. По его словам, они были похоронены на участке, принадлежащем Холту, причем ни их рождение, ни смерть не были зарегистрированы правительством. Он сказал, что во время его работы в Holt агентство не совершало ничего противозаконного.

“Мы отправляли детей за границу, чтобы у них было лучшее медицинское обслуживание и дома”, - сказал мистер Бу.

Другой целью, по крайней мере для правительства, было облегчить раздутые послевоенные показатели благосостояния страны.

Бу Чон Ха, бывший агент Холта по усыновлению, в июле в детском доме, которым он руководит в Сеуле.

Чтобы упростить процесс усыновления, Южная Корея разрешила четырем частным агентствам, включая Holt, получать гонорары, отправляя усыновленных детей за границу. Вместо того, чтобы требовать от приемных родителей поездки в Южную Корею, агентства доставляли младенцев напрямую.

Агентства часто нанимали зарубежных путешественников, чтобы они сопровождали детей в их новые семьи за небольшую плату. В 1970 году ежедневная газета в Южной Корее сообщила, что 10 детей, направлявшихся во Францию через Холт, были попарно связаны бельевыми веревками по пути к самолету. Цитировалось заявление американца, который сопровождал детей со своей женой, о том, что он сделал это, чтобы они не разбежались.

Даже когда истерзанная войной экономика Южной Кореи начала улучшаться, страна продолжала поощрять усыновление. В 1970-х годах страна ненадолго задумалась о постепенном прекращении усыновления за рубежом после того, как Северная Корея обвинила ее в продаже детей иностранцам. Но в 1980-х годах она продолжила либерализацию международных усыновлений, на этот раз во имя поощрения “эмиграции и частной дипломатии”.

References to South Korea as a “baby exporter” and to “mail-order babies” became popularized in international media, and have since stuck.

Процветающий бизнес

В 1985 году 8 837 южнокорейских детей были отправлены за границу на усыновление, 6021 из них - в Соединенные Штаты.

Согласно внутренним правительственным документам из национального архива, которые были просмотрены New York Times, за каждого ребенка агентства по усыновлению взимали с приемной семьи “плату за содействие” в размере от 3000 до 4000 долларов, а также стоимость авиабилетов и отдельную плату за усыновление в размере 1450 долларов. (Национальный доход Южной Кореи на душу населения в 1988 году составлял 4571 доллар.)

Согласно отчету, опубликованному в январе Национальной комиссией по правам человека, чтобы поддержать бизнес, агентства организовывали или субсидировали приюты для незамужних беременных женщин, где женщин просили подписать соглашения об отказе от своих детей.

Законодатели в то время начали беспокоиться о том, что агентства по усыновлению превратились в центры “торговли людьми”, согласно одному из правительственных документов, в котором описывалась встреча между чиновниками министерства социального обеспечения и агентствами. В другом документе цитируется предупреждение администрации президента о том, что агентства “сосредоточились на получении прибыли” и раздавали “наличные и подарки” клиникам и детским домам, которые выступали посредниками по усыновлению.

Холт сказал, что его плата за усыновление была утверждена правительством. В нем также говорилось, что он обрабатывал усыновления на основе информации, предоставленной детскими домами и другими учреждениями. Когда агентство получило младенцев непосредственно от родителей, которые не зарегистрировали рождение своих детей, оно заявило, что закон разрешает обращаться с детьми как с сиротами.

Фотография Ани Педерсен в младенчестве, которую она получила в 2004 году от Korea Social Service, агентства по усыновлению. В 1976 году ее отправили в Данию с поддельными документами, указывающими, что она была сиротой по имени Ли Ын Ген.

Фотография другого ребенка, возможно, Ли Ын Ген, которую приемные родители мисс Педерсен отправили до ее приезда в Данию. Лишь десятилетия спустя мисс Педерсен узнала истинные обстоятельства своих ранних лет.

Корейская социальная служба, другое агентство по усыновлению, отказалась отвечать на вопросы для этой статьи. Но в письмах к усыновленным, которые были просмотрены Times, агентство признало, что некоторые из его документов были выдуманы. “Вы были бы очень сбиты с толку”, - сообщило агентство в одном из таких писем Анже Педерсен, признав, что ее документ об усыновлении был сфальсифицирован.

Когда мисс Педерсен отправили в Данию в 1976 году, она была сиротой по имени Ли Ын Ген. Три десятилетия спустя агентство сообщило ей, что ее настоящее корейское имя Сон Ын Джу и что, когда она была отдана на удочерение своему дяде без разрешения отца, использовались имя и документы умершей девочки.

Мисс Педерсен в конце концов нашла свою биологическую семью в Южной Корее, но когда она спросила агентство о настоящей Ли Ын Ген, ей просто сказали, что ребенок умер. Не было никаких записей о ее смерти или ее биологических родителях. Она существовала только под датским вторым именем мисс Педерсен: Ли.

“Я повсюду носила ее с собой”, - сказала она.

Мисс Педерсен позирует со своей дочерью Элизабет, 10 лет, и сыном Александром, 11 лет, в июле недалеко от Кеге, Дания.

В поисках ответов

Средства массовой информации в Южной Корее часто освещают успехи корейских усыновленных за границей, но те, кто вернулся в последние годы, описывают, что их преследуют вопросы идентичности и принадлежности.

Уильям Алан Ворхис сказал, что когда его удочерил неженатый американский бизнесмен, в его документах он числился сиротой. Но он говорит, что сейчас борется с давними детскими воспоминаниями о посещении сельского рынка в Южной Корее со своей матерью и внезапном похищении незнакомцем.

Когда в 2005 году некоторые вернувшиеся усыновленные обратились к правительству с просьбой расследовать коррупцию в отрасли, их жалобы были отклонены за то, что они не достигли уровня национального значения. Их поискам также препятствовали неполные и фальсифицированные записи и местные законы, которые ставили конфиденциальность биологических родителей выше прав усыновленных.

“Мы всегда были здесь в невыгодном положении из-за культуры и языка”, - сказал Хан Бун Ен, усыновленный, вернувшийся два десятилетия назад. “Здесь действительно трудно выжить, просто получить постоянную работу и по-настоящему интегрироваться”.

Следователи планируют обнародовать свои выводы к весне. У них нет полномочий преследовать в судебном порядке какое-либо из агентств, но по закону правительство обязано следовать их рекомендациям.

Джин Мейерсон, усыновленный ребенок и художник, в своей студии в июле в Сеуле.

Джин Мейерсон, приемная дочь корейца, ставшая художницей, отметила, что Южная Корея обычно одержима устранением исторических ошибок, например, добивается извинений от Японии за ее сексуальное порабощение корейских женщин во время колониального правления.

Но когда дело доходит до признания в своей болезненной истории усыновления, страна потерпела неудачу, сказал он.

“Как страна, как культура, как сообщество, какое право мы имеем требовать извинений от Японии, когда мы даже не можем разобраться с этой ситуацией в нашем собственном доме, с нашими собственными детьми?” - сказал мистер Мейерсон.