Ночевать, конечно, шестерым мужчинам в одной комнатке было тесновато. Но в походе казаку не до удобств... Тепло, сухо, крыша над головой имеется, враг не стреляет – вот и ладно!
Сама хозяйка отдыхала сейчас с тремя детьми рядом, в малом закутке своей хаты, огородившись от постояльцев занавеской. Приземистая турлучная постройка, с выбеленной русской печью по центру и двускатной крышей, застеленной поверх брёвен плотными вязанками терского камыша, представляла собой самое распространённое казацкое жилище тех лет на пограничном левобережье.
Макар Мирошников, в составе первой боевой сотни под командованием Ильи Сороки, сопровождал войскового атамана Ивана Савельева в инспекционной поездке по станицам моздокской оборонительной линии. Седобородый казачий полковник, несмотря на свои солидные лета, теперь чаще обычного практиковал внезапные рейды по подчинённым ему общинам.
В каждой из новых станиц, призванных обеспечивать впредь пограничные силы по терскому рубежу Российской империи подготовленными воинами, Иван Дмитриевич с сопровождающей сотней, задерживался обычно на неделю-другую. За это время общине устраивалась придирчивая проверка по полной форме.
Она включала обязательный боевой смотр всему малому казачьему гарнизону – с непременными стрельбами, джигитовкой, показательными единоборствами… А прежде чем покинуть общину, войсковой атаман всегда проводил небольшой совместный парад станичников и проверяющих. С истосковавшимися по житейским праздникам зрителями – в лице баб, детей и нестроевых поселенцев. Для поднятия всеобщего духа.
Такие инспекционные поездки Иван Дмитриевич и раньше осуществлял три раза в год... Сваливался терским станичникам, как снег на голову. Выявлял огрехи в несении службы дозорными… И жёстко наказывал нерадивых и неумелых в воинском деле.
Переселенцы внезапных Савельевских инспекций опасались едва ли не меньше набегов горцев на свои пограничные общины… Впрочем, казаки к Ивану Дмитриевичу относились с теплотой и уважением. Он, как мог, заботился о безопасной и сытой жизни станичников на моздокской линии, включая женщин с детьми, вдов и увечных.
Навещая общину, полковник Савельев каждый раз требовал строгий и подробный отчёт от станичных атаманов о наличии всех запасов в поселении. Сам часто привозил казакам, по их заявкам, соль, порох, свинец…
Вот и на сей раз, окончательно оправившись после ранения в сражении за виадук на Кубани, седоусый и энергичный Иван Дмитриевич, вновь стремительно перемещался с отрядом вдоль моздокской пограничной линии. От одной левобережного казачьего поселения к другому. Случалось, что войсковой атаман целыми днями не слезал с седла.
В станице же Калиновской его отряд находился пятые сутки... И на этот раз инспекционный рейд полковника Савельева казаки малой общины встретили с радостью. Население недавно основанной заставы как-то сразу повеселело и приободрилось. Пограничный форпост на левобережье Терека, хоть на несколько дней, но оказался под надёжной защитой в столь неспокойное время.
И пока Иван Дмитриевич решал свои специфические задачи с командованием станицы, казаки из отряда сопровождения войскового атамана делились последними новостями с жителями поселения, приводили в порядок своё оружие и одежду, осматривали лошадей…. Все прибывшие с полковником Савельевым, подобно десятнику Мирошникову с отделением, разместились на короткий постой по тёплым, гостеприимным хатам. Также - по нескольку человек в каждом подворье.
Переселенцы с волжских берегов, основавшие свою станицу Калиновскую на Тереке за три с небольшим года до описываемых событий, наконец-таки, позволили себе ненадолго забыть о постоянном тревожном напряжении… С начала прошедшей осени буквально ощущаемом в воздухе. А с наступлением зимы это беспокойство у переселенцев только усилилось.
На дворе стоял уже январь, холодный и снежный... Начавшаяся поздней осенью 1773 года служебная командировка Макара, которую он планировал для себя максимум на полтора месяца, обещая жене воротиться, примерно, к Рождеству, явно затягивалась… И уже как-то незаметно перетекала в настоящий зимний поход. С вооружёнными стычками с конными группами враждебно настроенных горцев, то и дело встречавшихся казакам по ходу следования их летучего отряда вдоль линии границы… Случавшимися погонями и потерями.
Про скорое возвращение в Моздок войсковой атаман уже и не заикался... И всё это - из-за участившихся, дерзких набегов горцев на новые терские станицы.
Налёты, резко активизировавшиеся с конца осени 1773 года, и не думали идти на спад, как бывало раньше с приходом зимних холодов. Вооружённых до зубов всадников с правого берега покрывшейся прочным льдом реки ничуть не смущало то, что на белом снежном покрове, укутавшем землю, надолго сохранялись следы нарушителей границы… И маршруты движения разбойничьих групп.
На этот раз войсковой атаман Савельев со своей первой сотней не столько сидел по станицам левобережья, проводя ревизию продовольственных и имущественных запасов терцев и проверяя боеготовность казаков, сколько метался скорой помощью между ушедшими в глухую оборону пограничными заставами. Враг словно с цепи сорвался!
Ивану Дмитриевичу постоянно приходилось устраивать засады налётчикам, помогать переселенцам в станицах, сражающимся часто в окружении, отбиться от яростных атак. Войсковой атаман, с первой казачьей сотней своего полка, гонялся, по свежим следам на снегу, за конными отрядами хозяйничающих на русской границе абреков и османских приспешников.
Разбойники действовали, чаще всего, небольшими группами, от десяти до пятидесяти всадников. Они охотились, главным образом, за неосторожными, отдалившимися от охраняемых поселений одиночными станичниками, уводили за Терек казачьих лошадей и скот. А напоровшись на серьёзный вооружённый отпор - тут же ретировались. Уносясь через брод за пограничную реку, куда погоня не всегда решалась следовать… Опасаясь засад и подготовленных врагом ловушек.
…Покинув тёплую хату, Макар на всякий случай оседлал Буяна и уже верхом, кутаясь в бурку, тронулся к центру станицы. Свежевыпавший днём снег громко похрустывал в ночной тишине под копытами коня. Кроме этого ритмичного звука до слуха покачивавшегося в седле десятника доносились ещё голоса дозорных казаков. Часовые хрипло перекликались, время от времени, друг с другом с наблюдательных вышек, установленных вокруг станицы Калиновской.
Вскоре Макар подъехал к приземистой хате в самом центре спящего, пустынного поселения. Скромный дом-мазанка с выбеленными стенами и маленькими окошками, под припорошенной снегом камышовой крышей, мало чем отличался от нескольких десятков прочих казачьих жилищ, возведённых по соседству. Разве что наличием во дворе недремлющего часового. Станичник, в овчинном тулупе до пят, неспешно прохаживался за невысоким ивовым плетнём.
Услышав в темноте приближающуюся конскую поступь, караульный с заиндевелой на морозе бородой насторожился и остановился. Ладонь охранника тихо скользнула за пазуху тулупа… И легла на рукоять заряженного пистолета за поясным кушаком.
С полминуты часовой пристально всматривался в ночной мрак… Пока не разглядел, наконец, подъезжающего к воротам одиночного всадника, в котором быстро распознал десятника Мирошникова.
В выбеленной хате, за спиной караульного, располагалась управа казачьего поселения… И, одновременно, жилище есаула Лизогубова с семьёй. Всего год назад он был избран на круге станичным атаманом Калиновской.
Часовой нёс охранную службу со всем усердием… Под его приглядом отдыхало сейчас, после напряжённого инспекционного дня, важное казачье начальство. Кроме самого хозяина хаты и его семьи в жарко натопленной мазанке находились ещё и радушно приглашённые есаулом на постой командиры примчавшегося несколько дней назад отряда. Гостями станичного головы были сам войсковой атаман Савельев, Иван Дмитриевич, и лихой сотник Илья Сорока.
***
-Здорово вечеряли, господа старшины! – почтительно поприветствовал отцов-командиров вошедший с мороза Макар… Есаулова хата встретила его порядком, чистотой, приятным запахом ладана и мягким полумраком.
Правый угол, божницу, на которую привычно перекрестился десятник, занимали несколько скромных, небольших икон. Перед ними слабо теплилась лампадка.
А в противоположном от иконостаса, дальнем углу комнаты стоял накрытый стол. Среди чарок и мисок с разной снедью высился бронзовый канделябр. С настоящими зажжёнными свечами. Да не с трескучими, сальными… А с восковыми барскими! Доставшимися казакам в качестве трофея от турок.
За столом сидели есаул и двое его постояльцев. Они неспешно выпивали и закусывали, негромко беседуя меж собой.
По заведённому обычаю, все стены в казачьей хате украшало щедро развешанное поверх ковров, разное боевое оружие. Сабли, кинжалы, ружья… Металл тускло поблёскивал в полумраке, отражая пламя свечей.
Сама хозяйка дома и двое малолетних детей станичного головы удалились на покой в другую комнатку. Ребятня уже спала… А супруга есаула - крепкая, дородная женщина средних лет иногда выходила из-за занавески на негромкий зов мужа. И молча, быстро убирала со стола грязную посуду, выставляла казакам новое блюдо с горячей пищей и доливала вино в пузатый кувшин.
Сделав это, хозяйка тут же скрывалась бесшумной тенью на своей половине. Стараясь лишний раз не привлекать внимание отдыхающих мужчин к собственной персоне.
-Слава Богу! – в разнобой отозвались на традиционное приветствие десятника казачьи начальники. Они с каким-то непонятным для Макара интересом смотрели на него… А войсковой атаман Савельев кивнул позднему гостю на место рядом с собой на лавке:
-Садись, десятник, к столу! Разговор к тебе есть… Примешь чарку с морозца для сугрева?
-С превеликим удовольствием… Благодарствую! – Макар осушил залпом придвинутую к нему посуду до дна, чувствуя, как хмельное вино тёплой, приятной волной растекается внутри озябшего тела.
-Ты ведь у нас уроженец станицы Зимовейской, что на Дону-батюшке стоит? – полюбопытствовал Иван Дмитриевич, внимательно наблюдая за казаком. – А не оттуда ли родом был Стенька Разин, известный ватажник?
-Так и есть, - подтвердил Макар. – Только то дела давно минувших дней. Уж целый век прошёл после Стеньки! И за своё баловство на Волге, да неподчинение царской воле, поплатился смутьян животом…
-А казачество, донское и волгжское – многолетней немилостью в очах государевых, - нахмурился войсковой атаман. - Но про Разина – это я так, к слову. Не о нём сейчас речь… Сказывали мне, будто бы ты по малолетству приятельствовал с хорунжим Пугачёвым, который наших казаков на Тереке баламутил, подстрекая на недовольство. И который с моздокской гауптвахты год назад утёк, подлец… Соблазнив прелестными речами караульного солдата.
-В Калиновской сей хорунжий тоже объявлялся, - подтвердил есаул Лизогубов, аппетитно похрустывая квашеной капустой из общей чаши в центре стола. – Пытался круг казачий собрать… Да только наши его слушать не стали. Прогнали прочь! И челобитную Галюгаевских, Ищёрских и Наурских станичников на высочайшее имя, которую он нам привёз, подписывать отказались…
-Про дела хорунжего Пугачёва мне ничего не ведомо, - твёрдо произнёс Макар, прямо глядя в испытующие очи полковника Савельева. – Мало ли с кем я в детстве рыбу на Дону удил, дружил и ссорился по разным поводам, да по девкам станичным бегал!
Навестил объявившийся земляк и меня два года назад в Луковской… Ночевали даже с ним под одной крышей! Только хорунжего Емельку Пугачёва, ни до, ни после его ареста в Моздоке, я больше в глаза не видел.
Ни в каком непотребном сговоре с этим казаком не состоял. Про то меня уже станичный атаман Луковской Татаринцев допытывал неоднократно. И дознаватель моздокский расспрашивал подробно…
-Да ты не бычься, - успокоил ощетинившегося Макара Иван Дмитриевич. – К тебе лично претензий нет. Закусывай, вон, лучше солёными огурчиками... Да зайчатинкой с кашей угощайся, пока не остыла! И балычок осетровый с икоркой солёной отведай непременно.
Хозяйка у Михаила Илларионовича готовит – пальчики оближешь! И пей ещё доброе есаулово вино за здоровье всех его домочадцев… Не стесняйся.
Войсковой атаман кивнул сотнику Сороке. А тот, приподнявшись на лавке, быстро наполнил из кувшина всем сотрапезникам чарки до краёв.
Иван Дмитриевич, выпив и одобрительно крякнув, круто повернул застольный разговор, как сперва показалось проголодавшемуся, набросившемуся на вкусную домашнюю еду Макару, в новое русло:
-А слышал ли ты что-нибудь про вспыхнувший ныне бунт яицких казаков?
-Болтают разное, - уклончиво ответил жующий Макар. – От нас это далече… А байки всякие по хатам разносить, да внимать слухам, – бабское дело!
В душе десятника, однако, шевельнулось глухое раздражение. К чему весь этот разговор? Скользкий, подозрительный, при свидетелях – казачьих командирах…
Конец 47 части...
