-Вставай, еврей! - раздается голос, и огромный кнут ударяет по столу.
-Глупая шутка! - замечает Сура с порога трактира. - Идея вот так вывести человека из сна: жалкая крестьянская собака!
Лейба вскочил.
-Ты боишься, еврей? - спрашивает презрительный шут.
-Спишь среди бела дня? Вставай - гости идут.
И по старому обычаю, который приводит евреев в ужас, он обнял его и стал щекотать.
-Оставь меня в покое, - кричал он, пытаясь вырваться. - Разве ты не видишь, что я болен? Оставь меня в покое!
Наконец, после почти трехчасовой задержки, подъезжает повозка. Два путешественника садятся вместе за один стол. Из разговора путешественников он узнает следующие факты. На последней почтовой станции, в трактире, который содержит еврей, накануне вечером было совершено убийство. Там всегда меняли почтовых лошадей. Но грабители украли лошадей и сбежали в другую деревню, и пока не удалось раздобыть других лошадей, путешественники были вынуждены наблюдать за местом преступления.
Если бы дом не был ограблен, можно было бы подумать, что это акт мести или религиозный фанатизм. В историях, рассказываемых о некоторых религиозных сектах, встречались именно такие преступления. Даже в лихорадке, охватившей его, Лейба начал дрожать.
Пассажирами оказались два студента - философского и медицинского факультетов. Между студентами разгорелся спор. Атавизм-алкоголизм и его патологические результаты. Теории наследственности, ошибки воспитания и образования, неврозы! Все открытия современной науки. Но сначала - возвращение к типу - Дарвин - Геккель - Ломброзо - между Дарвином и Ломброзо восторженные гости нашли время вспомнить немного Шопенгауэра - "к небу и к свету!".
Зибал был далек от понимания этих просвещенных теорий. Возможно, впервые эти возвышенные слова вибрировали в лихорадочном болотном воздухе Подени.
Но одно Лейба понимал лучше, чем все остальные, и это было "возвращение к типу" - точное описание Джорджа. Эта картина, которую он видел лишь смутно, теперь вспыхнула в его сознании с яркостью реальности. Он видел ее в самых незначительных деталях.
Повозка была уже далеко. Лейба наблюдал за ней, пока она не свернула за угол гор. Солнце только что скрылось за одной из черных вершин, и вечер начал окутывать своими тенями одинокую долину Подени. Беспокойный и несчастный, он снова опускается на стул и перебирает в уме все, что услышал.
Одинокой ночью, в темноте, мужчина, две женщины и двое детей были вырваны из сна и убиты. Крики детей, которые заглушали жестокие удары, когда им вспарывали животы, а потом смерть последнего, который должен был сидеть в углу и наблюдать за всем происходящим, пока не придет его черед. Это было хуже, чем казнь, и нет никакой надежды для еврея, когда он попадает в руки христиан.
Лихорадочные губы Лейбы механически повторяют все эти мысли. Дрожь пробегает по его спине; дрожащими шагами он идет по проходу в трактир.
-Несомненно, - думает Сура, - Лейбе плохо. Он болен. У него странные мысли в голове.
Как еще она могла объяснить странности последних дней?
Он закрыл трактир и зажег свечи, как раз когда шаббат подходил к концу. Трижды в двери стучали гости и дружелюбными голосами просили разрешения войти. При каждом стуке он вскакивал и не давал жене открыть дверь, а сам, закатив глаза от ужаса, шептал:
-Не двигайся, я не пущу сегодня христианина.
Затем он вышел в проход и стал точить топор у порога. Он дрожал так, что с трудом держался на ногах. Он сурово отвечал жене и в конце концов отправил ее в постель, велев погасить свет. Сначала она отказалась, но он повторил приказ так странно, что она не посмела ослушаться, но решила, что позже выяснит причину.
Сура погасила лампу и теперь спала рядом со Струлом.
Сура была права: Лейба серьезно болен.
Наступила ночь - черная ночь. Лейба сидит у ступеньки, ведущей в проход, и прислушивается... К чему он прислушивается?
Далеко-далеко вдалеке раздается неразличимый звук, похожий на шаги лошадей, - тусклый таинственный рокот, похожий на разговор. Когда ночь делает глаза бесполезными, ухо приобретает все большую силу.
Теперь в этом нет никакой ошибки. На дороге, ведущей от шоссе, слышен стук лошадиных копыт. Зибал встает и на цыпочках подходит к большой двери прохода. Она хорошо защищена засовом, вбитым в каменную кладку с обеих сторон. При первом же шаге под его ботинками скрипит песок. Он снимает обувь и идет в чулках. Он добирается до двери как раз в тот момент, когда мимо проезжают всадники. Они разговаривают. Он улавливает следующие слова:
-Он рано встал.
-А что, если он ушел?
-Тогда его очередь наступит в другой раз. Я мог бы пожелать...
Больше он ничего не слышит. Мужчины уже слишком далеко. О ком они говорили? Кто ушел спать или уехал верхом? Чья очередь придет в другой раз? Кто хотел бы, чтобы все было иначе? И что они искали на этой одинокой дороге, по которой ходят только люди, приехавшие в трактир?
Гнетущая тяжесть навалилась на голову.
Может быть, это Джордж?
Лейба почувствовал, что силы его покидают, и опустился на порог. В путанице в голове он не мог прийти к ясной мысли. Сам не зная, что делает, он обернулся и зажег маленькую лампу.
Это был лишь призрак света - фитиль почти сгорел. Она испускала очень тусклые вертикальные лучи, которые едва можно было разглядеть. Но этого было достаточно, чтобы осмотреть хорошо знакомые углы и понять, что там находится. Между солнцем и этой жалкой лампой было гораздо меньше разницы, чем между ней и кромешной тьмой.
Часы громко тикали. Этот звук причинял Зибалу боль. Он схватил маятник и остановил его.
Во рту у него пересохло. Он страдал от жажды. Он вымыл стакан в деревянном корыте у сервировочной стойки и попытался налить немного бренди. Но бутылка звенела о стекло. От этих звуков у него разболелась голова, и ему пришлось отказаться от этой затеи.
Он позволил стакану мягко опуститься в корыто с водой и попытался отпить из бутылки. Затем он поставил бутылку на место с шумом, который потряс его. От ужаса у него перехватило дыхание. Он поднял лампу и поставил ее на выступ края окна в проходе; на дверь, потолок и противоположную стену она бросала слабые вертикальные линии, едва ли достаточно яркие, чтобы их можно было разглядеть.
Зибал снова сел на порог и прислушался.
В церкви на холме звонили пасхальные колокола. Это был сигнал о воскресении Христа. Полночь давно миновала. День был не так уж далек. Только бы остаток этой ужасной ночи пролетел незаметно.
Хруст песка под ногами! Он в чулках и не шевелится. Звук повторяется, снова и снова. Кто-то рядом. Он встает, судорожно хватается за грудь. Он пытается проглотить ком в горле. Мужчины снаружи. Джордж!
Да, это он. Колокола прозвонили час воскресения!
Они негромко переговариваются - мужчины.
-Но я говорю вам, что он спит! Я видел, как он погасил свет!
-Тем лучше - тогда мы все вычистим.
-Я могу открыть дверь. Я знаю, как она устроена. Мы выбьем одно из маленьких окошек. Засов рядом...
Затем в темноте послышался шорох пальцев, которые производили измерения. В сухой дуб старой двери вставляется шнек и начинает вращаться. Зибалу приходится прислониться к стене, чтобы опереться; левой рукой он опирается на дверь, а правой закрывает глаза.
Затем благодаря особой работе мозга ухо Зибала отчетливо услышало эти слова: "Лейба, пора!
Это был голос Суры. Луч надежды коснулся его - мгновение счастья. Лейба отводит левую руку назад. Острие шнека прошло насквозь, оно поранило его руку.
Может ли он спастись? Нелепая мысль! В его горящем мозгу вихревой шнек, за которым он наблюдал, приобрел поразительные размеры. Он вращался по кругу, а отверстие становилось все больше и больше. То, что пронеслось тогда в его мозгу, не поддается никакому выражению. Жизнь поднялась до высот, с которых открывается вид на хаотические сложности.
Снаружи работа продолжалась методично. Лейба наблюдал, как шнек проникает в четыре разных места.
-Теперь дайте мне пилу, - приказал Джордж.
Тонкая пила была просунута в отверстие и стала быстро соединять четыре симметричных отверстия, проделанных шнеком. Теперь их план был ясен. Четыре отверстия; четыре угла, которые должны быть соединены четырьмя линиями. Когда это будет сделано, квадрат дерева выпадет, и образуется отверстие. Через это отверстие проникнет рука, дотянется до засова, отопрет дверь, и христиане попадут в дом Лейбы.
Тогда Зибал и вся его семья стали бы мучениками. Двое из бродяг будут держать их тела на полу, а Джордж поставит ногу на их животы, а затем будет вкручивать шнек в их грудь.
Пот смерти омывает тело Зибала; его конечности подкашиваются, и он падает на пол.
Широкими глупыми глазами он уставился на робкий свет у окна. Затем он рассмеялся и с видом, напоминающим звериный, произнес: "Скоро пила попадет в другое отверстие!"
И тут произошло нечто удивительное. Произошла перемена. Его тело перестало дрожать. Слабость исчезла. По его лицу пронеслось нечто, напоминающее веселье.
Он встал быстро и уверенно. Он двигался, как человек, идущий навстречу уверенному действию.
Линия между двумя самыми высокими точками шнековых отверстий была практически пропилена. Лейба осторожно приблизился. Теперь его смех был неразборчивым. Он кивнул головой.
-У меня есть время!
Пила отпилила последнюю деревяшку верхней линии. Теперь она приступила к следующей линии.
-Еще три, - подумал Лейба и осторожно пробрался в комнату таверны. Он пошарил в ящике, нашел то, что ему было нужно, и, осторожно спрятав это, на цыпочках вернулся назад, чтобы понаблюдать за шнеком. Но работа снаружи уже прекратилась.
-В чем причина? Неужели они ушли? - эти вопросы молнией пронеслись в его мозгу.
Ха-ха-ха! Какая ошибка! Работа начинается заново, и теперь он наблюдает за ней с удовольствием и интересом. Его охватило нетерпение. Он хотел, чтобы они как можно скорее закончили работу.
-Быстрее! - взмолился Лейба. - Быстрее!
Снова зазвонили пасхальные колокола в церкви на холме.
-Быстрее, - приказал голос снаружи. - День настигнет нас.
Наконец-то!
Сверло осторожно вынимает квадратный кусок дерева. Просунулась огромная сухопарая рука. Прежде чем рука успела задвинуть засов, петля из веревки обхватила запястье, затянулась, а затем была прикреплена к деревянному бруску возле двери.
В мгновение ока операция была закончена. Ее сопровождали два крика - боли и триумфа. Рука была как будто отрезана.
Послышались поспешно удаляющиеся шаги. Сообщники Джорджа покидали его.
Еврей снова пошел в комнату таверны, взял лампу, отрезал догоревший фитиль, и заново зажег. Теперь она весело и победоносно излучала свет, и все предметы в комнате были хорошо видны.
Зибал отнес лампу в проход. Бродяга страдал. Было видно, что он отказался от сопротивления. Рука опухла, пальцы свело судорогой. Еврей приблизился с лампой. Страх охватил его, лихорадка вернулась. Дрожа, он поднес лампу так близко к руке, что обжег ее, пальцы задрожали, раздался вопль боли.
При виде распухшей руки Зибал вскочил; дикий, странный свет блеснул в его глазах. Он начал громко смеяться, так что полый проход зазвучал.
Наступал день.
Сура проснулась. Ей приснилось, что она слышит крик. Лейбы в комнате не было. В голове пронеслись события прошедшего дня. Что-то случилось. Она вскочила и зажгла свет. На кровати Лейбы никто не спал. Он даже не ложился.
Где же он был? Она посмотрела в окно. Вдали на холмах она увидела яркое мерцание маленьких огоньков, которые двигались все дальше и дальше. То они исчезали, то появлялись вновь. Люди шли с празднования Воскресения Христова. Сура чуть приоткрыла окно и услышала стон. Испугавшись, она тихонько спустилась по маленькой лестнице. Повсюду горел свет. Когда она переступила порог, зрелище поразило ее.
На высоком табурете, поставив локти на колени и положив подбородок на руки, сидел Зибал. Глаза Зибала были прикованы к черному бесформенному предмету, под которым ярко горел свет.
Не дрогнув веками, он наблюдал за уничтожением руки - руки, которая не пощадила бы его.
Он даже не слышал воплей страдальца, раздававшихся снаружи. То, на что он смотрел, было так ужасно, что он ничего не слышал. Немигающими глазами он следил за каждой дрожью, каждым судорожным сокращением, пока в ней не прекратилась сила движения.
Теперь все было кончено.
Сура вскрикнула.
-Лейба!
Зибал сделал знак, чтобы она не мешала ему.
По коридору распространялся запах горелой плоти.
-Лейба! Что это?
Наступил день. Сура отодвинула засов. Дверь, освободившись от засова, скользнула к телу Джорджа, который висел на ней, держась одной рукой. В дом вбежали деревенские люди с горящими пасхальными свечами в руках.
-Что это? Что такое?
Потом они поняли, что произошло.
Зибал, который до этого не двигался, тяжело опустился со своего высокого табурета. Он растолкал людей и направился к двери.
-В чем дело, еврей? - спросил кто-то.
-Лейба Зибал, - торжественно объявил трактирщик и сделал возвышенный жест, - Лейба Зибал идет в Яссы, чтобы сказать раввину, что он больше не еврей - Лейба Зибал христианин, потому что в честь Христа Лейба Зибал жег свечи на Пасху!
И он задумчиво пошел прочь, в сторону холмов, на восток. Он шел медленно, как опытный странник, который знает, что нельзя начинать долгий путь с поспешных шагов.
Еще больше интересных книг в тг @MyBodhi_bot
Благодарю Вас за публикацию. Интересно
Интересная публикация.
🔥🔥🔥