Иногда мне снится, что я стою у двери.
На улице дождь, лужи дрожат под редкими фарами, и звонок в руке вибрирует, как живой.
Экран светится: Илья звонит.
Я знаю, что услышу.
Я знаю, что скажет.
И всё равно медлю. Как тогда. Как в тот раз.
Иногда я открываю дверь. Иногда — нет.
Но всё заканчивается одинаково.
Пустота. Холод. Его голос гаснет, как спичка в воде.
А потом я просыпаюсь.
С тем же чувством:
Я подвёл его.
И каждый раз что-то меняется.
В зеркале. В доме. Во мне.
Мир будто немного сдвинулся, как мебель после чьих-то ночных шагов.
Он умер два года назад.
Но иногда я чувствую, что теперь я — мёртвее, чем он.
«Он вернулся. Но не живой»
Это был обычный вечер.
Я вернулся с работы, открыл пиво, зажёг сигарету у открытого окна.
Дождь шёл как-то бессмысленно — не по-настоящему, как в кино, а как всегда: грязный, вязкий, как настроение после плохих новостей.
Телефон зазвонил.
Илья.
Я даже не удивился. У него часто бывало так: сначала гулянка, потом тишина, потом тревожный звонок.
— Брат… выручай, а? — голос был не пьяный, нет. Скорее… уставший. — Просто приедь. Поговорим. Побудь рядом.
Я вдохнул дым, медленно выдохнул.
— Что случилось? — спросил, но уже знал, что не поеду.
— Не знаю… всё как будто валится. Стены давят. — Он помолчал. — Я просто не хочу быть один.
Я сказал:
— Сейчас не могу. Давай завтра?
Он не ответил сразу. Секунда. Другая.
— Ну да. Конечно. Завтра.
Щелчок. Гудки.
И всё.
Никаких завтра не было.
Его нашли утром. Верёвка. Балка.
Никакой записки. Только телефон, положенный аккуратно рядом.
Первые дни я просто пил.
Потом — старался забыть. Говорил себе: «Ты не мог знать».
Но внутри…
Внутри я помнил интонацию. Это не был пьяный каприз.
Это был зов. Последний. И я его проигнорировал.
А потом начались сны.
Один и тот же момент. Один и тот же голос.
И одна и та же дрожь в теле, когда я просыпался.
Потому что иногда — я слышал, как он зовёт меня, не во сне.
«То, что было важно, но мы не поняли»
Поначалу это были просто сны.
Я знал, что это сон — мрак, туман, голос друга. Вокруг — пустые улицы, сорванные провода, лужи, в которых отражалась не луна, а лицо Ильи.
Иногда он звал меня.
Иногда просто стоял, курил, как в старые времена, молчал и смотрел — долго, тяжело, будто ожидал ответа, которого я не знал.
Но потом... это просочилось наружу.
Я начал слышать его голос на улице.
Обернёшься — никого. Только гул машин и дождь по капоту.
Захожу в лифт — и слышу его хриплый смех.
В отражении витрины на секунду вижу две фигуры, хотя стою один.
На работе всё стало разваливаться. Я стал забывать простые вещи. Коллеги сторонились.
Однажды я остался в офисе допоздна — и увидел его.
Сидел на моём месте. Спиной.
Только я зашёл — исчез.
На кресле остался окурок. Marlboro. Илья курил только их.
Я пытался объяснить себе: стресс, вина, галлюцинации.
Да, мозг может творить чудеса, если достаточно сломать его.
Но потом...
Я увидел фото, которого не было.
Старая лавочка, мы вдвоём.
Гитара у него в руках, у меня — блокнот. Рядом она, девочка из школы, наша юность, лето, вечер, смех.
Я вспомнил этот момент — впервые за годы.
Как мы играли по очереди. Для неё. Как оба любили её, но молчали. Как каждый пытался быть «лучше», и в итоге оба её потеряли.
А теперь это фото лежало у меня дома.
На полке. В рамке.
Слой пыли на стекле говорил: оно здесь давно.
Тогда я понял:
Он тянет меня туда. В то, что я не прожил. Не понял.
Он ведёт меня в прошлое.
Показывает то, что я упустил.
Потому что теперь — поздно. Но не для него.
«Я был рядом. Но не тогда»
Это случилось в четверг.
Я просто шёл домой — уставший, вымотанный, в наушниках играл старый акустический альбом, который мы с Ильёй слушали в универе.
Вдруг в ухе раздался не аккорд, а голос.
— Брат. Пошли. Надо.
Я остановился.
Наушники выпали, сердце застучало, как в коробке.
Вокруг всё замерло. Машины. Люди. Ветер.
Передо мной — двор, в котором мы росли.
Тот самый. С трещинами на скамейке, облупленной стеной, железной гитарой, вырезанной на бетоне.
Я не шел туда — он сам появился передо мной.
На скамейке — мы.
Юные. Смеёмся.
Гитара у меня в руках, девочка рядом.
Я играю, но чувствую: это не воспоминание.
Это — допрос. Это — суд.
Илья сидит напротив. Постаревший. Такой, каким он был в ту последнюю ночь.
Он смотрит мне в глаза.
— Ты слышал меня, — говорит он. — Ты знал, что мне плохо.
— Да… — я почти шепчу. — Прости.
— Поздно. — Он встаёт. — Теперь ты идёшь со мной.
И мир начинает рушиться.
Двор тает, как старая плёнка.
Звук — как при сгорании кассеты.
Вместо домов — пустота. Вместо неба — ночь без звёзд.
Я вижу: он ведёт меня обратно.
В те дни, в те ошибки.
Каждую сцену, где я отвернулся, засмеялся, отошёл, когда мог остаться.
Я не могу остановить это.
Я не могу проснуться.
Я — внутри чужого воспоминания, которое теперь стало моим.
Он хочет, чтобы я почувствовал.
Чтобы прожил всё заново — и искупил.
И я понимаю: это ни сон, ни вина, не психоз.
Это — место, куда попадают те, кто подвёл.
И теперь — выбора нет.
«Теперь он со мной. Всегда»
Я проснулся на полу.
В собственной квартире, среди разбросанных книг, холодного пепла и пустых бутылок.
На часах — 04:17. На улице — тишина.
Но я знал: что-то осталось со мной.
На столе лежало фото. Другое.
Мы вдвоём. Уже не мальчишки.
Снято явно в ту ночь, когда он звонил.
Он — с натянутой улыбкой. Я — рядом, рукой на его плече.
Вот только… такого снимка никогда не было.
Я не поехал.
Я начал замечать вещи.
Календарь был сдвинут на неделю назад. Письма — неотправленные. Люди — будто чего-то ждали.
Но главное — я чувствовал: Илья всё ещё где-то рядом.
Не как призрак. А как часть меня.
В каждом выборе, в каждом взгляде на часы, в каждом разговоре, где мне хотелось сказать "извини" — но я молчал.
Теперь я знал цену молчания.
Я видел, куда оно ведёт.
Я перестал пить. Начал писать. Говорить с людьми. Слушать. Прислушиваться.
Но иногда, ночью, в полной тишине, я всё ещё слышу, как кто-то играет на гитаре.
Старую мелодию.
Для неё.
И для нас — двух идиотов, которые не поняли, что самое важное уже случилось, когда мы смеялись, спорили, играли…
И не ценили.
Иногда я иду туда. К лавочке.
Сажусь.
Жду.
Иногда он приходит.
Садится рядом.
Мы молчим.
И в этой тишине — всё, чего мы не сказали друг другу при жизни.
