Алексей Толстой: красный граф, акробат советской власти или гений, который ненавидел Россию?

Если вы помните «Буратино», читали «Петра Первого» или слышали знаменитое: «За Родину! За Сталина!» — вы уже знакомы с его творчеством. Но знаете ли вы, что за этим стоял человек, одновременно презиравший Россию, льстивший власти и спасавший от репрессий других писателей?

Алексей Николаевич Толстой — одна из самых противоречивых фигур советской литературы. Граф по происхождению, пролетарий по провозглашению, эмигрант по судьбе, классик по признанию. Его жизнь — это не просто биография писателя, а драматическая хроника выбора между совестью, выживанием и славой.

Постараюсь высказать своё мнение без идеализации, без демонизации. Только факты, характер и тонкая грань между подлинностью и приспособлением.

Родился в 1883 году в Самарской губернии. Мать — Александра Тургенева, увлекалась литературой. Отец — граф Николай Толстой, но семья распалась ещё до рождения сына. Мальчик рос под фамилией отчима — Бострома.

Только в 16 лет Алексей официально восстановил фамилию Толстой и дворянский титул. Этот момент стал важным: он всю жизнь играл с образом аристократа — покупал на ярмарках портреты «прадедов», культивировал легенду древнего рода. Это был не просто титул — это маска, которую он носил с удовольствием.

«Думаю, что потребность в творчестве определилась одиночеством детских лет…» — вспоминал он. Детство прошло в созерцании природы, книг и внутренней отстранённости. Именно здесь зародилась будущая двойственность: умение видеть красоту мира и холодное наблюдение за людьми.

В 1919 году, ненавидя большевиков, Толстой бежал из Москвы. Он говорил Ивану Бунину: «Вы не поверите, до чего я счастлив, что удрал от этих негодяев, засевших в Кремле».

Жил в Париже, потом в Берлине. Писал, издевался над новой властью, сотрудничал с эмигрантскими журналами. Его роман «Хождение по мукам» начался как антибольшевистская притча. Он был голосом интеллигенции, разочарованной в революции.

Но жизнь на Западе оказалась суровой. Деньги кончились. Он оставил долги, продавал один и тот же чайник нескольким людям, занимал у друзей и не возвращал. Аристократ не хотел быть нищим.

Горький предлагал вернуться. Обещал помощь, тиражи, уважение. И Толстой сделал шаг, шокировавший эмиграцию: написал открытое письмо в «Известия», где заявил, что хочет «забить свой гвоздь в истёрпанный бурями русский корабль».

В 1923 году он вернулся в Петроград. Советская власть встретила его как трофей. Бывший граф стал «товарищем Толстым». Ему дали всё: квартиру во дворце Щербатовых, дачу в Барвихе, личного лакея, банковский счёт.

Он понял главное: чтобы жить по-барски — нужно играть по правилам. И он начал гимнастику.

Толстой не скрывал своей игры. В 1937 году, встречаясь с писателем Юрием Анненковым в Париже, он сказал:

«Я циник… Мне на всё наплевать! Я — простой смертный, который хочет жить, хорошо жить, и все тут… Приходится, действительно, быть акробатом».

Он переписывал свои книги под дух времени:

«Аэлиту» — завершил социалистической революцией на Марсе.

«Хождение по мукам» — добавил прославление роли Сталина в Гражданской войне.

«Петр I» — стал аллегорией сталинизма. Параллель между Петром и Сталиным была очевидна: оба — железные реформаторы, пробивающие Россию к прогрессу сквозь кровь и грязь.

Его лесть была откровенной:

«Октябрьская революция, как художнику, мне дала всё».

Но ведь он же в душе ненавидел Россию?

В романе «Петр I» (над которым работал с 1929 до смерти в 1945) Толстой показал Россию как страну убожества, лени и дикости. Вот что говорит Пётр после поездки в Германию:

«Милая жизнь... Слышь, и собаки здесь лают без ярости... Парадиз... Вспомню Москву — так бы сжёг её... Хлев, это верно...»

Кукуй — слобода иностранных мастеров — для него пример порядка и труда. А Россия — это «мрачная страна», где «люди подгнили, как дерево».

Это не просто художественный приём. Это взгляд эмигранта, которому платят за то, чтобы он любил родину, но внутри он её презирает. И делает это в рамках разрешённого — через образ царя-реформатора.

Толстой был известен своим высокомерием и хамством:

Присвоил перевод сказки «Пиноккио» Нины Петровской, лишь однажды упомянув её имя.

Удерживал пишущую машинку у Надежды Тэффи, заявив: «Потому что Вы заплатили за неё деньги, так она Ваша?»

На ужинах собирал бутерброды в коробку «на завтрак детям».

Но при этом он не был доносчиком. Он не запятнал себя предательством. Более того:

Ходатайствовал за сына Цветаевой — Георгия Эфрона.

Поддерживал Ивана Бунина.

Выдвигал на Сталинскую премию сборник Анны Ахматовой, когда она была вне закона.

Он использовал своё влияние, чтобы спасать тех, кого считал настоящими писателями. Возможно, именно потому, что сам чувствовал: его талант — не всегда чист.

Алексей Толстой — не герой и не злодей. Он — продукт эпохи, в которой выживание требовало компромиссов. Он выбрал комфорт, славу и возможность писать — ценой лжи перед собой.

Но в его случае эта ложь была осознанной, почти театральной. Он называл себя акробатом — и это точнее любого определения.

Выбрал роль придворного поэта. И при этом сохранил способность к состраданию, к защите других. В этом его трагедия и человечность.

Он не был святым. Но и не был демоном. Он был человеком, который знал цену себе — и цену времени. И в этом — его вечная дилемма.

Источник https://dzen.ru/a/ZlePZjBBSlv5Xeia https://tass.ru/opinions/16760405 https://eksmo.ru/selections/graf-sovetskogo-soyuza-chem-znamenit-aleksey-nikolaevich-tolstoy-11-22-ID15615880/