Камертон совести

После поминок жена Андрея подошла к Сергею и прошептала:

— Останься, мне надо с тобой поговорить.

Он, разумеется, остался, Андрей – его лучший друг…был. Сергей вернулся в комнату, какие-то незнакомые женщины уже убирали посуду.

— Вам помочь? – спросил он, но те отказались. Мужчина сел за стол, налил себе еще одну рюмку, и в это время вошла Алла.

— Налить? – предложил он вдове.

— Давай, — согласилась она. Выпили, как водится, не чокаясь.

— Не знаю я, Серега, как буду дальше, как вставать, ложиться, дышать, ходить на работу.

Сергей молчал, да и что тут скажешь, Андрей умер внезапно – остановилось сердце.

— А знаешь, я чувствовала, знала, что уйдет. Он все последние годы словно готовился.

— А почему я первый раз об этом слышу, — удивился Сергей, — мы же с детства, почти братья?

— Посиди, сейчас они уйдут, — Алла кивнула на суетящихся женщин, — я хочу тебе отдать, просил Андрюша.

Они сидели молча, пока сотрудницы агентства не убрали посуду и не уехали, скупо попрощавшись.

— Наконец-то все ушли, — вздохнула Алла. – Как же тягостно все, Сережа. Пойдем в комнату, там пластинки.

— Пластинки?

— Да, любимые экземпляры Андрея, винил с Высоцким. Забери их вместе с проигрывателем, так он хотел.

— Да это же дорогой подарок.

— Поэтому он твой, это, действительно, ценно для вас, друзья.

— Конечно, наша дружба началась с Высоцкого! Андрей пришел в нашу школу в шестом классе, и он слушал Высоцкого. Тогда еще магнитофоны были с бобинами, но ты вряд ли помнишь.

— Помню, — улыбнулась Алла, — у родителей Андрюши такой был. Какой же страшный год, Сережа, сначала его мама, а следом он…

Сергей совсем не умел успокаивать женщин, и больше всего он боялся, что Алла сейчас не выдержит и заплачет, и он заговорил, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:

— Мы тогда впервые пришли к нему в гости, Андрюха нас позвал. Знаешь, каким он был в детстве? Не поверишь — рыжий, с веснушками, у него торчали уши, короче, такой персонаж из «Ералаша», смешной очень. Да, и ростом совсем маленький, это он к восьмому вытянулся, волосы потемнели, даже уши выровнялись. Так вот, позвал он к себе почти весь класс, мальчишек из класса. Родители были на работе, и мы чувствовали себя свободно. Он включил магнитофон. Представляешь, я даже помню первую песню – о жирафе и антилопе. А потом мы слушали и другие. А на следующий день нас вызвали к директору. Нет, Высоцкий не был запрещен, но он был нежелателен. Нажаловался Ромка Федоров, тот еще фрукт. Ну мы его потом немного проучили, а интерес к Высоцкому только сильнее стал.

— Да уж, запретный плод. А когда это было?

— За год до смерти Владимира Высоцкого. Тогда собрали родителей, что-то внушали, мои со мной не разговаривали, это у них прием такой воспитательный был, а отец Андрюшки защищал и Высоцкого, и нас.

— Евгений Иванович был очень цельным человеком.

— На том собрании он цитировал Высоцкого.

«Я не люблю себя, когда я трушу,

Досадно мне, когда невинных бьют,

Я не люблю, когда мне лезут в душу,

Тем более, когда в нее плюют», — говорил он учительнице, убеждая, что именно такие слова нужно слушать подросткам.

— Вряд ли убедил.

— Конечно, у них установка свыше, как таких убедишь?! А почему ты говоришь, что чувствовала уход Андрея?

— Понимаешь, он очень остро воспринимал все происходящее. Я сколько раз просила его не читать новости, просто жить своей жизнью, друг для друга, если не сложилось у нас с детьми, но он отвечал, что «порвали парус», а я говорила, значит, надо грести, что я его весла. Тут еще на работе, сам понимаешь, что и без пандемии было не сладко, а сейчас все зубами вгрызаются. Он пару лет привел приятеля с прежней работы, а получилось, как в песне: «а он назавтра продал всех подряд». Не выбирался из кабинета начальника, все выслуживался. Коллег стали увольнять по навету, Андрюшка тоже написал заявление, переживал сильно, считал себя виноватым.

— Да для Андрея это удар, с его-то чувством справедливости, ощущением достоинства, чести.

— Андрюшка всегда говорил, что Высоцкий – камертон совести, забудем его песни – потеряем внутренний слух, зарастет душа жирком, перестанем себя понимать, ведь Высоцкий знал ответ на загадку русской души.

— Камертон…

Алла вдруг встала, включила проигрыватель и поставила пластинку. Знакомый голос с хрипотцой запел:

«Я из повиновения вышел:

За флажки — жажда жизни сильней!

Только — сзади я радостно слышал

Удивлённые крики людей.

Рвусь из сил — и из всех сухожилий,

Но сегодня — не так, как вчера:

Обложили меня, обложили —

Но остались ни с чем егеря!»

источник