Цифровые права в контексте норм международного права

В данной статье будет произведён обзор наиболее важных тезисов и актуальных вопросов по проблематике цифрового права, требующих нормативного разъяснения в рамках государственной юрисдикции и международного законодательства.

Прежде всего стоит отметить, что отечественном нормотворчестве юридическое понятие «цифровое право» была введено совсем недавно. Сегодня термин «цифровые права» в российском законодательстве пока являются специализированным (уточняющим) понятием по отрасли, которое трактуется без какой-либо прямой связи с формирующимся в глобальном тренде термином, дословно переводящимся на русский язык как «цифровые» или права в IT-сфере.

В первую очередь необходимо напомнить, что изначально для нормативного обозначения прав и правоотношений возникающих в русле коммуникационно-информационных технологий в российском и международном нормотворчестве употреблялись понятия:

права человека в интернете (киберпространстве);

киберправа (киберсвободы);

интернет-право.

Однако подобные трактовки не прижились, и сегодня чаще всего как в экспертной, так и общественной среде правоотношения в интернете обозначаются термином «цифровые права».

Концепция цифровых прав зародилась вместе с началом распространения интернета в последнем десятилетии 20-го в. На сегодняшний день концепция цифровых правоотношений ещё не оформилась и продолжает претерпевать активную трансформацию.

Поэтому позиция и формат отношений к цифровому праву определяется вариативно, исходя из законодательной базы и государственной политики каждой страны по отдельности.

Дискуссионным остаётся вопрос об относительности цифровых прав к:

правам 1-го поколения (категории) — личным и политическим правам человека и гражданина;

2-го поколения (категории) — культурным и социально-экономическим правам личности;

или же цифровые права следует относить к новой обособленной системе (поколению) прав.

На сегодняшний день среди экспертного сообщества публично-правовая природа цифровых прав воспринимается как парадигма. Но конкретика в понимании и трактовки цифровых правоотношений, как писалось выше, довольно размыта и отдельно определяется на уровне каждого государства.

Фактически же разность трактовок различается даже не на общегосударственном, а на отраслевом и экспертном уровне. Наиболее сложным и дискуссионным остаётся вопрос о градации позитивных и негативных аспектов цифровых правоотношений и оценочных категорий по ним.

Одновременно с этим широкому анализу подвергается «базовое цифровое право», понимаемое как право на доступ в Интернет. Также экспертные дискуссии активно ведутся по различным аспектам права на забвение, сохранение и защиту персональных данных. Остальные векторы развития различных правоотношений в Интернете не вызывают высокого исследовательского интереса и разобраны слабо.

Так право на доступ в Интернете рассматривается по 2-м аспектам:

Политико-идеологическому, для обеспечения которого необходим свободный доступ граждан к интернету и сетевому контенту. Здесь трактовка правоотношений рассматривает цифровое право наряду с правами 1-го поколения. То есть возможностью свободного выражения и открытого доступа к информации. При этом по словам экспертов, осуществление права на доступ к информации уже можно рассматривать как их реализацию;

Техническому. Здесь понимается наличие соответствующей технической инфраструктуры.

В международном ключе право на доступ к Интернету как базовое было оформлено в докладе специального докладчика ООН в вопросе поощрения защиты прав на получение, трансляцию, свободу мнений и доступа к информации от 16.05.11 г. (A/HRC/17/27) в рамках Совета по правам человека ООН на рассмотрении резолюции 736 от 20.03.08 г.

При этом один из технических разработчиков современного интернета Винтон Серф высказался категорически против подобной трактовки доклада. Он считал, что в современных реалиях отнесение права на доступ к Интернету в качестве базового, не более чем: «Миф и пропагандистский штамп для неокрепших умов».

Серф подчёркивал, что несмотря на то, что Сеть стала неотъемлемой и важнейшей частью современного сообщества, отнесение доступа к ней в качестве фундаментального права более чем спорно, так как отсутствие доступа к Интернету хоть и снижает качество жизни, но фундаментально не угрожает её естественному и полноценному ходу. А именно этот критерий и является определяющим для всех базовых прав 1-го поколения.

Также Серф, как и многие эксперты, обращал внимание на то, что доступ к Интернету сам по себе не выступает самостоятельной юридической ценностью, а является не более чем техническим средством реализации естественных прав личности.

Получение правовой трактовки (институционное формирование) понятие «права на забвение» в российском и международном законодательстве эксперты увязывают с решением Европейского суда по правам человека от 13.05.14 г. за номером C-131/12.

Согласно вердикту Европейского суда, под правом на забвение понимается возможность потребовать удаления ссылочных материалов на компрометирующие, неточные, устаревшие, недостоверные и прочие материалы неуместного характера, если их публикация может принести какой-либо ущерб как одному человеку, так и неограниченному числу лиц (морально-психологический, репутационный, нравственный и тд.).

Следует отметить, что в своей эволюции данная норма относится к праву 1-го поколения по уважению прав частной собственности.

Эксперты трактует право на забвение, как техническую возможность усложнить доступ к информации, т.е. сделать её менее публичной. Здесь право на забвение можно рассматривать как разновидность права о защите персональных данных.

Само же право по защите персональных данных хотя их имеется во многих публикациях, в отечественном и международном законодательстве на 2021 г. не имеет какой-либо точной юридической специфики. Фактически это не более чем форма общепризнанной нормы права по уважению частной жизни. В пользу этого можно привести довод, что, к примеру, в Европейском праве личные данные изначально были неотделимы от права на уважение частной и семейной жизни.

Публичность, вызванная Интернетом, значительно усиливает риски разглашения личной конфиденциальной информации. Тем самым возможности Сети провоцируют рост случаев нарушения фундаментальных прав, что и легло в основу формирования отдельного законодательства в данной сфере.

Это даёт основание ещё раз говорить о двойственности понимания цифрового права, где такие права с одной стороны выступают в качестве самостоятельной нормотворческой единицы, а с другой позиционируются как формы и средства реализации традиционных фундаментальных прав человека.

Анализируя возрастающие технические возможности и доступность публикации любой информации в Сети, очевидно напрашивается вывод о критическом риске нарушений прав на неприкосновенность частной жизни и свободу выражения мнения.

Выработка регулятивной нормотворческой базы в данной сфере стала одним из ключевых направлений практики ЕСПЧ.

Европейский суд по правам человека ведёт активную разъяснительную и нормотворческую работу по регламентации и определению пределов вторжения цифровых технологий в частную жизнь. Как пример здесь можно привести такие случаи, как:

отслеживание компаниями частной переписки и разговоров своих работников;

вторжение различных злоумышленников в работу интернет-сайтов;

массовое внедрение властями отдельных государств несогласованной видеосъёмки (вплоть до общественных уборных);

бессрочное хранение различными государственными и корпоративными структурами личных данных их граждан (работников): отпечатков пальцев, образцов ДНК и т.д.

Всё это в совокупности даёт основание утверждать о тенденции возрастающего правоприменения норм цифрового права относительно других сфер жизни.

Например, в Хартии прав человека в Интернете (ред. 2006 г.) имеются следующие нормы:

Право на доступ к Интернету, как инструменту образовательного процесса, в соответствии со ст. 26 Всеобщей декларации прав человека и гражданина, которая гарантирует право на образование. Право на доступ в Интернет здесь включает в себя следующие права:

на обладание навыками пользователя;

на разработку, владение и скачивание доступного контента и приложений;

на доступ к инфраструктуре;

равнозначность права доступа в Интернет вне зависимости от гендерной, национальной, социальной, политической и религиозной принадлежности;

на публичный доступ в Сеть;

на доступ в Сеть с рабочего места и т.д.

Право на свободу выражения, мнений и ассоциаций в Сети, в соответствии со ст. 18-20 Всеобщей декларация прав человека, которая гарантирует свободу совести, мысли и религии; свободу убеждений и возможностей и по их выражению; свободу на мирные собрания и ассоциации. ⇒, свобода выражений и мнений распространяется и на свободу от интернет-цензуры, возможность организации и участия в онлайн-протестах;

Право на доступ к знаниям, в соответствии со ст. 27 Всеобщей декларации прав человека, которая гарантирует право на роль и участие в культурно-социальном и научном прогрессе, с возможностью использования благ от них; право на наслаждение произведениями искусства.. Сюда же включено и право на свободу получения информации и доставку информации в Сеть;

Право на бесплатное открытое программное обеспечение и технологии в соответствии со ст. 27 Всеобщей декларации прав человека, которая даёт право на создание и распространение знаний. Здесь и право на создание и распространение ПО с открытым кодом; право на извлечение выгод от конвергенции и мультимедийного контента и тд.

Право на конфиденциальность, свободу от наблюдения и шифрования в соответствии со ст. 12 Всеобщей декларации прав человека, которая гарантирует право на неприкосновенность личной жизни. Сюда относится и право на защиту данных, свободу от слежки; на использование шифрования и т.д.

Право на управление Интернетом. Сюда относятся права на:

объективный и многосторонний мониторинг и управление Сетью;

совместный децентрализованный Интернет с открытой архитектурой;

доступность и прозрачность юридических и технических решений по дальнейшему развитию Интернета;

сетевой нейтралитет и т.д.

Право на осведомлённость, реализацию и защиту прав в Сети. Сейчас это наиболее спорная статья Хартии, требующая нормативных разъяснений.

В первую очередь право на реализацию и защиту не может рассматриваться в качестве самостоятельного вида обязательной составляющей любого субъектного права, как раз и состоящего в возможности применения лицом различных способов осуществления защитных мер при объективных угрозах.

В продолжение можно сказать, что защита и реализация прав в Интернете подразумевает не только правоотношения публично-правового характера, но и отношения, возникающие между частными лицами, в том числе и в личной интимной сфере.

Правомочность реализации защиты прав в Интернете пока невозможно (исходя из позиции как смыслов, так и практики правопримениния) довести до категории самостоятельных прав.

Однако справедливо заметить, что вышеприведённый перечень не находится в окончательной редакции, а будет претерпевать значительные изменения в соответствии с трендами развития цифровых технологий.

Единственно универсально признаваемым на сегодня критерием прав в Интернете является связь правоотношений с техническими возможностями современных цифровых (коммуникационно-информационных) технологий:

самого Интернета;

мобильных сетей и устройств по их ретрансляции;

банков данных;

облачных хранилищ;

услуг;

контенту и тд.

Совокупно это позволяет выявлять новейшие сферы правоприменения, нуждающиеся в регулировке и охране.

На основании вышесказанного можно сделать вывод об объективности «двойственного и подвешенного состояния» современных прав в Интернете, так как нормативно они ещё до конца не сформированы и одновременно подпадают под нормотворчество и правоприменение сразу нескольких категорий прав.

То есть, когда права в Интернете соотносятся с правоприменением определённой категории прав, законодательство здесь преимущество регламентируется в соответствии с устоявшейся международной практикой. В случае же если нормотворческое поле цифровых прав создаёт новые форматы правоотношений, законодательство здесь регулируется по приоритету национального права конкретного государства.