Фантомные нормы или споры о бесспорной подсудности

29.12.2018 вступил в силу Федеральный закон от 27.12.2018 № 509-ФЗ, внесший существенные, на мой взгляд, изменения в уголовно-процессуальное законодательство. Однако, на фоне ожидаемых с наступлением 2019 года изменений в социальной сфере нововведения в УПК Российской Федерации остались без должного внимания как со стороны СМИ, так и со стороны профессионального юридического сообщества. Ни в коем случае не хочу бросить камень в огород своих коллег, поскольку знаю, что еще на стадии рассмотрения законопроекта много кто из их числа высказывался на эту тему. Предположу, что после вступления данного закона в силу, многие из них изобразили на своем лице надменную улыбку и повторили пресловутую фразу «А я говорила» из одного юмористического теле-шоу. Я же для себя решил в некотором роде исправить такое положение вещей, так сказать, взбудоражить общественность, побудить ее к какой-никакой активности, спровоцировать на обсуждения.

Новое в законе

Итак, указанным Федеральным законом внесены изменения в статью 35 УПК Российской Федерации, которая в пункте 2 части 1 дополнена подпунктом «в» и дополнена частью первой.1. Отныне данная норма звучит следующим образом:

1. Территориальная подсудность уголовного дела может быть изменена:
1) по ходатайству стороны - в случае удовлетворения в соответствии со статьей 65 настоящего Кодекса заявленного ею отвода всему составу соответствующего суда;
2) по ходатайству стороны либо по инициативе председателя суда, в который поступило уголовное дело, - в случаях:
а) если все судьи данного суда ранее принимали участие в производстве по рассматриваемому уголовному делу, что является основанием для их отвода в соответствии со статьей 63 настоящего Кодекса;
б) если не все участники уголовного судопроизводства по данному уголовному делу проживают на территории, на которую распространяется юрисдикция данного суда, и все обвиняемые согласны на изменение территориальной подсудности данного уголовного дела;
в) если имеются обстоятельства, которые могут поставить под сомнение объективность и беспристрастность суда при принятии решения по делу.
1.1. Ходатайство об изменении территориальной подсудности уголовного дела по основаниям, указанным в части первой настоящей статьи, стороны подают в вышестоящий суд через суд, в который поступило уголовное дело. Судья, в производстве которого находится уголовное дело, возвращает ходатайство лицу, его подавшему, если ходатайство не отвечает требованиям частей первой - второй.1 настоящей статьи.
2. Изменение территориальной подсудности уголовного дела по основаниям, указанным в части первой настоящей статьи, допускается лишь до начала судебного разбирательства.

За внесение вышеуказанных изменений в уголовно-процессуальное законодательство проголосовало 417 депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации (За – 417, против – 0, воздержалось – 0) (Сведения из системы анализа результатов голосований на заседаниях Государственной Думы на официальном сайте ГД ФС России http://vote.duma.gov.ru), что говорит о том, что законодатели в своем мнении были единодушны.

Конечно, с учетом того, что законопроект был внесен еще в декабре 2017 года, можно говорить, что данные нововведения проходили плановое рассмотрение во всех инстанциях. Однако, смею предположить, что обсуждаемый законопроект еще долгое время продолжал быть в статусе проекта, если бы не Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 09.11.2018 № 39-П «По делу о проверке конституционности частей первой и третьей статьи 1, частей первой, третьей и четвертой статьи 35 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан А.В. Лушникова, А.С. Пушкарева и И.С. Пушкарева», внесшего неразбериху на непродолжительное время (вплоть до принятия обсуждаемой нормы) в систему правосудия в Российской Федерации.

Изменение подсудности

В новейшей истории уголовного судопроизводства в России, берущего свое начало со дня принятия нового Кодекса, возникали прецеденты с изменением территориальной подсудности рассмотрения уголовных дел, однако в большей своей части они шли в разрез с действующим на тот момент уголовно-процессуальным законодательством. Основанием для изменения подсудности (кроме изложенных в пп. «а» и «б» пункта 2 части 1 ст. 35 УПК Российской Федерации) признавалась возможность участников процесса, в частности подсудимых, повлиять на объективность и беспристрастность судей. Оно (основание) чаще всего, но не всегда, применялось по «громким» уголовным делам или делам в отношении государственных служащих (См. уголовные дела в отношении В. Гайзера, Д. Михальченко, Д. Зарубина, А. Тамбиева и пр.), тогда как такой нормы в Законе прописано не было. На этот счет велось много споров и обсуждений до тех пор, пока господа Лушников и Пушкаревы не обратились в Конституционный Суд Российской Федерации с жалобой о признании положений статьи 35 УПК Российской Федерации несоответствующими Конституции. Убежден в том, что ожидания указанных лиц были несколько иными, чем принятое Судом постановление.

Итак, по результатам рассмотрения жалоб А.В. Лушникова, А.С. Пушкарева и И.С. Пушкарева Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что несмотря на отсутствие в уголовно-процессуальном законе нормы, предусматривающей смену подсудности в случае, если на территории, подпадающей под юрисдикцию суда, в который поступило данное уголовное дело, сохраняющееся фактическое влияние обвиняемого или одного из нескольких обвиняемых (в том числе обусловленное его положением до начала производства по данному уголовному делу) на деятельность государственных и общественных институтов создает угрозу гарантиям объективного и беспристрастного правосудия, такая смена возможна, она не противоречит конституционно-правовому смыслу в системе уголовно-процессуального регулирования. Таким образом, в ходе длительного разбора жалобы по существу судьи Конституционного Суда самостоятельно придумали новую норму, законодательно нигде не закрепленную, и признали ее соответствующей Конституции.

В нижеследующем своем умозаключении я, к своему большому сожалению, далеко не в числе первых. Первым, как ни странно, оказался судья того самого Конституционного Суда Российской Федерации Ю.М. Данилов, который высказал свое особое мнение (См. статью 76 Федерального конституционного закона от 21.07.1994 № 1-ФКЗ (ред. от 29.07.2018) "О Конституционном Суде Российской Федерации"), с некоторой долей иронии назвав новеллу Суда «изобретенным фантомом» (Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Ю.М. Данилова по делу о проверке конституционности частей первой и третьей статьи 1, частей первой, третьей и четвертой статьи 35 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан А.В. Лушникова, А.С. Пушкарева и И.С. Пушкарева). Непрофессиональному читателю данный факт может показаться вполне нормальным явлением, но лишь до тех пор, пока он не узнает, что Конституционный Суд Российской Федерации не наделен правотворческими полномочиями, он лишь разрешает дела о соответствии Конституции нормативно-правовых актов, разрешает споры о компетенции, дает толкование Конституции и иным нормативно-правовых актам (Статья 3 Федерального конституционного закона от 21.07.1994 № 1-ФКЗ (ред. от 29.07.2018) "О Конституционном Суде Российской Федерации"). В данном же конкретном случае Конституционный Суд вышел за рамки своих полномочий, в связи с чем может возникнуть вполне справедливое сомнение в существовании разделения властей в Российской Федерации на законодательную, исполнительную и судебную. Относительно законотворческой деятельности Конституционный Суд правомочен лишь выступить с такой инициативой по вопросам своего ведения, но не более того.

Не принимая во внимание сведения о личностях господ А.В. Лушников, А.С. Пушкарева и И.С. Пушкарева, а также инкриминируемые им преступления (в конце концов это дело честного, объективного и беспристрастного суда) следует признать, что на момент подачи своей жалобы они были правы в своих доводах, поскольку не существовало нормы, предполагающей изменение территориальной подсудности в случаях, если на суд, к территориальной ведомственности которого относилось рассмотрениях уголовного дела, может быть оказано воздействие. В этом случае, как и в других, приведенных мною в ссылках, судами, в том числе Верховным Судом Российской Федерации, допускалось вольное толкование норм права. Из этого следует, что введенные Федеральным законом от 27.12.2018 № 509-ФЗ изменения в статью 35 УПК России являются ничем иным как попыткой придать законный вид всем ранее незаконно принятым на этот счет решениям судов. И в этом смысле все доводы инициаторов законопроекта, Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации и большинства судей Конституционного Суда Российской Федерации, мягко говоря, не состоятельны.

В мотивировочной части своего постановления Конституционный Суд указал, что подсудимые, ранее обладавшие распорядительно-властными полномочиями, могут влиять на сознание граждан через средства массовой информации того субъекта, на территории которого им инкриминируемые преступления совершены. После прочтения данных строк в постановлении в моей памяти сразу всплыли выступления руководителей пресс-центров МВД, СК и Прокуратуры по ряду резонансных и не очень уголовных дел, наперегонки освещаемые на федеральных телеканалах, и в этих выступлениях государственные служащие в больших чинах невзирая на всякую презумпцию невиновности окрашивают задержанных, обыскиваемых и прочих граждан в преступные цвета, тем самым навязывают версию следствия (безусловно обвинительную) своим зрителям.

О чем говорит постановление КС РФ?

Полагаю, что со мной согласится большинство моих коллег, что по таким категориям дел, с такого рода выступлениями представителей власти довольно сложно добиться объективного и беспристрастного суда. Пожалуй, что в ста случаях из ста даже если на стадии следствия обнаружится непричастность лица к преступлению, дело все равно направят в суд. А как иначе – обратное будет свидетельствовать о несостоятельности следствия и прокуратуры, дискредитирует правоохранителей в глазах общественности. А уж какое давление на судей оказывается?! На этой почве на ум приходит лишь одна фраза: чья б корова мычала, уважаемые законотворцы… Любая публикация любого подсудимого в СМИ локального значения не сравнится с Вашими громки заявлениями. К тому же, хочу отметить, что данным своим суждением Конституционный Суд ставит крест на праве любого обвиняемого защищаться всеми средствами и способами, не запрещенными Законом.

Выходит, что высказать свою позицию в СМИ теперь тоже нельзя. Следующим запретом, предположу, будет запрет публикаций в социальных сетях

. Кстати, данным инструментом весьма успешно пользуется тот же самый И.С. Пушкарев, публикуя свои мнения в социальной сети «Facebook****». Предположу, что тут речь пойдет уже о воздействии на сознание не только жителей одного конкретного субъекта и далеко не только одного государства. Как быть в этом случае? Тут надо подумать…

Среди прочего высшие суды Российской Федерации высказывают позицию, что многие судьи приобретают свои статусы и приступают к судебной деятельности в периоды, когда теперь уже фигуранты уголовных дел занимали руководящие должности в данных городах и субъектах (например, губернатора или мэра), что также, по их мнению, может сказаться на беспристрастности судей. В ответ на это хочу сослаться на статью 6 Закона РФ от 26.06.1992 № 3132-1 «О статусе судей в Российской Федерации» (с изм. и доп., вступ. В силу с 01.01.2019), согласно которой судьи Верховного Суда Российской Федерации назначаются Советом Федерации по представлению Президента Российской Федерации, все остальные судьи назначаются Президентом Российской Федерации по представлению Председателя Верховного Суда. Таким образом, руководители субъектов Федерации и уж тем более органов местного самоуправления ни коим образом участия в назначении судей не принимают, поэтому говорить о какой-либо подчиненности одних другим не приходится.

Аргумент за изменения

Основным аргументом в оправдание внесенных изменений в УПК России является приведение национального законодательства в соответствие с международным, приводятся ссылки на практику Европейского суда по правам человека, который постановил: «Суд должен быть не только субъективно, но и объективно беспристрастен, то есть обеспечивать достаточные гарантии, исключающие по этому поводу всякое законное сомнение». «От этого зависит доверие, которое суд в демократическом обществе должен вызывать у граждан, и в первую очередь у сторон судебного разбирательства», — подчеркнули судьи ВС.

Как мне кажется, Закон в том виде, в котором он существовал до обсуждаемых нововведений вполне себе соответствовал международному праву, поскольку существуют процедуры отвода и самоотвода в уголовном процессе, которому посвящена Глава 9 УПК Российской Федерации. Так судья в силу ряда причин, к чилу которых отнесены и “иные обстоятельства” (См. часть 2 статьи 61 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации), дающих основание полагать, что он лично, прямо или косвено, заинтересован в исходе уголовного дела, может самоотвестись, либо ему могут заявить отвод другие участники процесса.

Я глубоко убежден, что любой судья при условии честного и объективного суда в состоянии определить для себя необходимость самоотвестись в случае, если у него имеются внутренние подозрения, что он не способен беспристрастно рассматривать уголовное дело, например, по причине того, что “через средства массовой информации на его сознание или подсознание было оказано воздействие, которое привело к формированию его мнения о причастности или непричастности подсудимого к инкриминируемому преступлению”.

Таким образом, уголовно-процессуального законодательство в том виде, которое оно существовало уже предполагало объективную беспристрастность суда, и необходимости во внесении поправок в процедуру поределения территориальности как таковой не было.

Интересна и другая сторона данного вопроса. В соответствии с частью 1 статьи 8.1 УПК Российской Федерации, судьи независимы и подчиняются только Конституции и федеральному законому. Одновременно с этим новая норма предусматривает, что одна из сторон в процессе может подать ходатайство об изменении территориальной подсудности в вышестоящий по отношению к суду, в который поступило уголовное дело, суд. Вышестоящий суд в свою очередь должен данное ходатайство разрешить в ту или иную сторону. То есть на вышестоящий суд возлагаются полномочия признать, что не все судьи и суды в Российской Федерации независимы. Тогда возникает вполне закономерный вопрос: а нужен ли нам ни всегда независимый суд? И что это за суд, который не независим?

Кроме того, в соответствии со статьей 36 УПК Российской Федерации, споры о подсудности между судами недопустимы. Однако, возникновение в Законе процедуры возбуждения ходатайства об изменении подсудности и предоставление суду вышестоящей инстанции полномочий эту саму подсудность определеять - это ни ли есть тот самый спор, который законом признается недопустимым? Оставляю вопрос открытым для обсуждения.

Отдельным абзацем хочется подвергнуть критике саму диспозицию рассматриваемой нормы. Повторюсь, звучит она следующим образом:

“Ходатайство об изменении территориальной подсудности уголовного дела по основаниям, указанным в части первой настоящей статьи, стороны подают в вышестоящий суд через суд, в который поступило уголовное дело”.

Если рассматривать данную норму в контексте оказания воздействия на мнение общественности через СМИ, то мне кажется весьма сомнительной ситуация, что подсудимый или его адвокат подают такое ходатайство обосновывая его тем, что он (подсудимый) влиял на мнение общественности путем публикации своей позиции в этих самых СМИ. Звучит абсурдно, не находите?

Таким образом, подводя итог своим рассуждениям должен констатировать, что очередная попытка законодателя сделать как-можно лучше с треском провалилась. Новая норма вместо того, чтобы расставить все точки над “и” в довольно спорном вопросе о подсудности, внесла еще большее непонимание в и без того несовершенное уголовно-процессуальное законодательство. В этой части должен согласится с мнением коллеги Е.Н. Тонкова, который еще на стадии обсуждения законопроекта Государственной Думе высказывал опасения, что данную норму следователи будут применять в своих целях, чтобы уголовные дела рассматривались не в отдаленных от федерального центра судах, от которых еще неизвестно чего ожидать, а в "удобных" Следственному комитету и Следственному департаменту судах.

А что же адвокаты? Как будет действовать сообщество людей, обременных разумом? Лично для меня реакция коллег очевидна – путем создания прецендентов указывать законотворцам и правоприменителям на абсурдность новой нормы, подводить их к очередным (хочется верить – на этот раз более адекватным) измениям в уголовно-процессуальном законодательстве.