Судебная практика В. И. Ульянова-Ленина

Уважаемые читатели!

Сегодня очередная годовщина со дня рождения Владимира Ильича Ульянова (Ленина).

К личности этого человека относятся по-разному: кто-то ценит его интеллект, а кто-то за этот интеллект ругает. Некоторые считают его гением своего времени, другие деятельность Ильича оценивают как весьма посредственную.

Но в отношении адвокатской деятельности очень часто на Ильича налагают клеймо «бездарного адвоката», не выигравшего ни одного дела. Так ли это? Предлагаю ознакомиться с описанием двух дел, которые пришлось вести В.И. Ульянову.

Ах, Самара-городок. Начало

Получив юридический диплом первой степени, Владимир Ильич Ульянов с января 1892 года по август 1893 года проработал в Самарском окружном суде помощником присяжного поверенного А. Н. Хадрина.

(Самарский областной суд внешне не сильно изменился по сравнению со своим «предшественником» - Самарским окружным судом)

Помощники присяжных поверенных (своего рода – стажеры) в основном вели простые уголовные дела «по назначению суда» или поручаемые им присяжными поверенными в отношении клиентов, не имевших возможности хорошо заплатить. После пяти лет такого стажа юрист имел право стать присяжным поверенным (полноценным адвокатом) и уже самому выбирать дела, сулящие высокие гонорары.

Первое дело в суде В.И. Ульянов в качестве помощника присяжного поверенного провел 05 марта 1892 года, защищая некоего В.Ф. Муленкова за богохульство.

И первый блин не оказался комом – вместо 6-8 лет каторги подсудимый получил 1 год тюремного заключения, уже практически отбытого к моменту суда.

Эпизод этого заседания изобразил художник П.М. Лебедев на своей картине.

Дело Василия Красноселова

18 ноября 1892 года в Самарском окружном суде слушалось дело по обвинению уже лишенного всех прав состояния отставного рядового из мещан г. Костромы Василия Петровича Красноселова, 67 лет.

Его обвиняли в том, что похитил из квартиры самарского мещанина Степана Сурошникова 113 рублей, то есть в преступлении, предусмотренном частью 2 статьи 1655 Уложения о наказаниях и исправлениях. Донес на Красноселова повар Вильгельм Минкель, показав, что у того появились «откуда-то деньги», каковых прежде у него не было.

При обыске у Красноселова обнаружили «в сапоге за чулком» сотенную купюру. Сурошников каким-то образом опознал в ней свою, среди прочего пояснив, что обвиняемый несколько раз покупал у него капусту,

«Так что больше сделать кражу некому».

В свою очередь Красноселов утверждал, что эти деньги он заработал, будучи в тюрьме – лудил самовары, делал чайники, которые продавал арестантам, проходившим по этапу дальше. Но согласно ответу от 31 июля 1892 г. начальника тюрьмы Красноселов, находясь в заключении, «никакими работами не занимался» и при освобождении «ни копейки денег не имел».

Других улик в деле не было, но в определении уголовного департамента Саратовской судебной палаты от 1 сентября сказано, что предварительное следствие является

«достаточно полным и произведенным без нарушений существенных форм и обрядов судопроизводства».

«предать суду лишенного всех особенных прав Василия Петрова Красноселова».

По ознакомлении с делом защитнику стало очевидным, что Красноселов привлечен к ответственности без достаточных к тому оснований. Самое интересное, что ни полиция, ни следователь не удосужились выяснить: была ли вообще кража у торговца; имел ли он в тот день деньги перечисленных им купюр; почему он сообщил полиции о случившемся со значительным опозданием, уже после доноса Минкеля и показаний Арсентьева?

Кроме того, при ознакомлении с делом выяснилось, что потерпевший в разговоре с Красноселовым сообщил, что кража была у него давно и что в совершении ее он подозревает своего квартиранта, и что при первом предъявлении ему 100-рублевки он за свою не опознал. То же самое он якобы повторил в присутствии свидетелей Арсентьева и Александрова. Однако очных ставок между всеми этими лицами проведены не были.

Все это давало защите достаточные основания требовать направления дела на доследование и об оправдании Красноселова за недоказанностью его вины.

Во время «приготовительных к суду распоряжений» суд отказал Красноселову в ходатайстве о вызове новых свидетелей — служащих тюрьмы, которые могли бы подтвердить его слова о происхождении отобранных у него денег. Тем более, что ни один из этих свидетелей до суда не допрашивался и следствие обрело односторонне-обвинительный характер.

Суд посчитал, что данные обстоятельства

«не имеют существенного для дела значения»,

«вполне опровергаются имеющимся в деле сообщением начальника тюрьмы».

Защищая интересы подсудимого, В. И. Ульянов обращает внимание суда на несоответствие определения распорядительного заседания от 16 октября процессуальным нормам.

Затем по инициативе защитника была истребована и приобщена к делу выписка из тюремной книги учета заработков заключенных. Обозрев ее, суд мог бы установить, сколько денег заработано Красноселовым в период нахождения в тюрьме и каким образом.

По приговору суда подзащитный Ульянова отдавался в исправительно-арестантские отделения на 2 года и 9 месяцев, вещественное доказательство по делу — сторублевый билет, изъятый у подсудимого, суд приказал вернуть «пострадавшему».

Но 14 января 1893 года уголовно-кассационный департамент Сената рассмотрел жалобу и приговор по делу отменил.

Сенат признал, что данное Самарским окружным судом толкование уголовно-процессуальных норм привело к совершенному отрицанию принадлежащего подсудимому по закону права представления новых доказательств к своему оправданию.

12 марта 1893 г., в ходе нового рассмотрения дела суд по настоянию защиты и во исполнение указаний Сената вызвал и допросил четырех служителей тюремного замка, которые подтвердили объяснения подсудимого. Были осмотрены книги (записи) тюремного эконома.

Присяжные Красноселова оправдали, суд постановил

«...по вступлении приговора в законную силу возвратить ему отобранный у него в качестве вещественного доказательства 100-рублевый кредитный билет».

Дело работников Оренбургской железной дороги

17 декабря 1892 г. началось слушание дела по обвинению отставного прапорщика, бывшего начальника станции Безенчук Оренбургской железной дороги А.Н. Языкова в том, что по вине его и стрелочника той же станции И. Кузнецова 8 мая 1891 г. на рассвете на территории станции произошла авария: 5 пустых вагонов, гонимых поднявшимся ветром, столкнулись с ручным вагончиком, на котором ремонтный рабочий Наурсков возил воду. В результате столкновения Наурсков получил легкое телесное повреждение, а бывший при нем девятилетний мальчик, Андрей Коротин — смертельно ранен.

Действия подсудимых были подведены под часть вторую статьи 1085 Уложения о наказаниях и исправлениях, предусматривавшую в качестве наказания тюремное заключение на срок от 2-х месяцев до одного года.

Защитник В.И. Ульянов настаивал на переквалификации поведения своего подзащитного на часть третью той же статьи.

Дело в том, что вторая часть предусматривала ответственность лиц, принадлежащих к управлению железными дорогами, за неправильные действия или неисполнение обязанностей, допущенных по неосторожности или небрежности, в результате чего последовала чья-либо смерть или повреждение здоровья.

В третьей части той же статьи шла речь об ответственности за те же последствия, причиненные в результате «недостаточного надзора» за лицами, принадлежащими к составу эксплуатационной службы, и предусматривала арест осужденного на время не свыше 3 месяцев или штраф в размере не более 300 рублей

.

Обращаясь к составу суда, Ульянов попросил обсудить дополнительный вопрос: имеются ли, по мнению суда, в действиях Языкова признаки, обозначенные третьей частью той же статьи?

Председательствующий объявил, что суд имеет право обсудить заявление защитника без постановки требуемого им дополнительного вопроса, на что защитник отказался от требования дополнительного вопроса, но попросил записать свое заявление в протокол.
Суд определил:

«не постановляя дополнительного вопроса, записать заявление защитника в протокол, обсудив его заявление при постановлении приговора».

Обязанность закреплять колеса товарных вагонов подпорками не входила и не может входить в круг прямых обязанностей начальника станции, как было установлено по делу, а лежала на стрелочнике Кузнецове (все-таки он во всем виноват). Такое заключение дал участвовавший в процессе эксперт А. Бонди.

Таким образом, вина Языкова состоит в том, что он, как резюмировал защитник, проявил недостаточный надзор за подчиненным ему стрелочником Кузнецовым.

Кроме того, ряд свидетелей показали, что Кузнецова в то утро они не видели ни в будке, ни около нее. Интересам защиты Языкова служили и показания самого Кузнецова, признавшего свою халатность по службе.

Судом были установлены факты преступной халатности и безответственности в работе начальника первой дистанции и подчиненных ему дорожных мастеров.

Несчастный случай, за который сел на скамью подсудимых Языков, не произошел бы, если бы не самоуправство мастера Волгунцева. Без ведома и тем более без разрешения начальника станции тот отцепил и бросил без надзора 4 балластных вагона, а под оставшиеся 5 порожних вагонов не подложил подкладок и, никому ничего не сказав, ушел. А вскоре поднялся сильный ветер.

Был установлен также факт безответственного отношения к эксплуатации вагончика, использовавшегося для перевозки воды начальству (рабочим вода доставлялась вручную — ведрами) не иначе как с письменного разрешения Ленкевича, начальника первой дистанции. Языков вагончиком не распоряжался.

Однако из-за халатности Ленкевича мастера, у которых случайно или правомерно находились ключи от хранилища вагончика, использовали последний по своему усмотрению.

Исходя из совокупности обстоятельств, Ульянов просил о полном оправдании Языкова, но в просительной части своей речи поставил альтернативу: если суд не сочтет возможным согласиться с мнением защиты, то последняя просила бы избрать Языкову меру наказания, не связанную с лишением свободы.

Но еще до суда, сразу после возбуждения дела Языкова отстранили от должности и в порядке перестраховки, не дожидаясь приговора, перевели на глухую станцию Батраки на должность конторщика по движению.

Признав в действиях Языкова проявление недостаточного надзора за работой стрелочника, суд переквалифицировал действия Языкова, подвергнув подсудимого денежному взысканию — штрафу в размере 100 рублей. Однако в приговоре на всякий случай указано, что в случае

«несостоятельности подсудимого Языкова к платежу, его следует... выдержать под арестом один месяц».

За весь период судебной практики в Самаре у Ульянова были такие результаты:

• по восьми подзащитным суд не согласился с доводами защиты, но все они получили наказание меньше, чем запрашивало обвинение;
• для девятерых подзащитных Ульянов добился сокращения объема первоначальных обвинений или изменения их квалификации на более мягкую статью, и соответственно более мягкого наказания;
• одно дело было прекращено по примирению сторон;
• пятерых подзащитных Ульянова суд присяжных оправдал.

Получается, не таким уж бездарным адвокатом был В.И. Ульянов-Ленин.