Ленинградка и петербурженка

Они всегда ссорились, хоть и знали друг друга больше семидесяти лет. Их дружба началась в старом дворе-колодце, в мрачноватых стенах старого дома. Две подружки Лидочки, чье детство прошло в послевоенных коммуналках, были неразлучны. Лида Нестерова жила с мамой и бабушкой в небольшой комнате, папа девочки умер, когда малышке было три года, сказалось ранение, полученное на войне. У Лиды Саврасовой были и папа, и мама, а еще двое младших братьев Колька и Федька, за которыми надо было присматривать, ведь мама и папа Лидочки строили новые дома на окраине города.

Мама Лидочки Нестеровой тоже работала, преподавала музыку, а за Лидочкой присматривала бабушка. Впрочем, присматривала она и за ее подружкой, а также за Колькой и Федькой, которые часто болели, потому их не брали в ясли.

— Ух, Саврасовы, Саврасовы, — ворчала бабушка, помешивая кашу на общей кухне, — все-то им легко, все-то им, смеясь, а мальчишек лечить надо. Да куда там, социалистическое будущее строят.

— И не говорите. Софья Владимировна, — соглашалась с ней Зина, которая работала на хлебокомбинате. – Вселились в комнату Егоровых, а ведь это самая большая комната в нашей квартире.

— Ну ты, Зина, не завидуй. Егоровых еще в войну схоронили, комната закрытой стояла. А у них ребятишки, ты-то одна живешь.

— И что? Странно вы рассуждаете, Софья Владимировна, мы с мамой еще до войны здесь жили.

— Зиночка, сюда вы переехали за два года до войны, я все помню. И давайте прекратим наш спор, ничего он не меняет.

— Куда уж нам, простым работягам, это вы белая кость, — шипела Зиночка над своей сковородкой. Но Софья Владимировна лишь улыбалась.

Так и росли Лидочки, а за ними тянулись Колька и Федька. К пяти годам они окрепли, и бабушка больше не сидела с мальчиками, зато она много занималась с Лидочками, они пошли в школу.

— Какая, право, ты егоза, — журила бабушка Саврасову, когда та пачкала графитом тетрадки. – Развела тут весеннюю распутицу.

Девочки подрастали, помимо школы ходили в кружки, а вечерами с дворовыми мальчишками исследовали проходные дворы и ряды дровяных сараев. Шло время, они окончили школу, Нестерова поступила в институт, Саврасова же пошла в техникум. Там познакомилась с Костей и вышла замуж, став Лютиковой, с тех пор все знакомые звали ее Лютиком. Саврасовым дали квартиру в новом районе, вскоре туда переехали и Лютиковы. Бабушка Нестеровых умерла, ненадолго ее пережила и мама, и осталась молодая женщина одна в своей комнате.

Она давала уроки фортепиано, как и ее мама, не пропускала театральных премьер и часто гуляла в парках, но всегда одна. Были в ее жизни несколько романов, но Лиде они казались несерьезными, а молодые люди наивными и грубыми.

У Лютиковых родилась дочка Светочка, вылитая Лидочка, Лидия Николаевна давала ей уроки. Но Светочке быстро наскучила нотная грамота, и подруги стали видеться реже. А тут в жизни Нестеровой случилось самое настоящее чудо – она встретила немолодого преподавателя Льва Борисовича. Они были уже в том возрасте, когда о чувствах не говорят, они и не говорили, просто дышали в такт, просто считали минуты до встреч. Лев Борисович ушел из семьи и поселился в маленькой комнатке. Так прошло семь лет, но однажды Лев Борисович не вернулся из института, его увезли на «скорой» прямо с лекции. На похоронах к Лидии Николаевне подошла закутанная в черное женщина и юная девушка. Вдова не сразу поняла, что перед ней бывшая супруга ее мужа и его дочь. Они оскорбляли ее прямо у гроба, но Лидии Николаевне было все равно, она больше не могла дышать.

Очнулась в палате, ее тормошила Лютик.

— Что ты, в самом деле, неженка, я вот уже второй год вдовствую, Светик моя уехала в Москву, а сознание не теряю, право слово, белая кость.

С тех пор они надолго не расставались – вместе ходили в театры и на выставки, вместе отмечали памятные даты. И все время они ругались.

— Никак не привыкну, что живу в Санкт-Петербурге, я живу в Ленинграде, — говорила Лютик.

— Не знаю, а мне кажется, что этот город Ленинградом и не был, ну какой град Ленина на этих проспектах, среди соборов и храмов? Здесь Гоголь писал свой «Невский проспект», здесь Пушкин находил вдохновение, здесь каждая улочка пропитана духом искусства.

— Не знаю, а как же наше пионерское детство и комсомольская юность?

— Увы…

— Как это увы?

И вновь разгорались споры петербурженки и ленинградки. Они спорили до тех пор, пока одна из них не говорила:

— А пойдем, выпьем кофе?

— С пончиками, — соглашалась вторая.

источник