Средняя Азия может «взорваться» новыми мятежами

Январские события в Казахстане одни называют попыткой государственного переворота (успешной или не очень), другие связывают с атакой террористов или социальным взрывом. Но большинство сходится во мнении, что попытка мирного транзита власти в Казахстане от Нурсултана Назарбаева к Касым-Жомарту Токаеву провалилась.

В связи с этим взор наблюдателей устремился на Туркмению и Таджикистан, где через несколько лет тоже ожидается передача власти. Насколько этот процесс будет мирным и что может случиться при неблагоприятном раскладе, «МК» рассказал старший научный сотрудник Центра постсоветских исследований ИМЭМО РАН Станислав Притчин.

— Из всех попыток транзита власти на постсоветском пространстве успешным можно считать только передачу власти в Армении от президента Роберта Кочаряна к Сержу Саргсяну в 2008 году. При этом, например, транзит власти от Алмазбека Атамбаева к Сооронбаю Жээнбекову в Киргизии закончился тем, что передающий власть и получающий ее испортили отношения друг с другом…

Варианты Таджикистана и Туркмении упрощаются тем, что власть, скорее всего, будет передаваться внутри семьи. В частности, Гурбангулы Бердымухамедов готовит своего сына Сердара к руководству страной, последней его должностью стал пост вице-премьера. В том числе он отвечает за международные отношения.

В случае с Таджикистаном мы видим намеки на то, что власть собираются передать Рустаму Эмомали, который тоже последовательно занимал различные важные должности вплоть до спикера парламента страны.

В условиях отсутствия полноценной идеологии и институтов власти очень многое зависит от личности руководителей… Тому же Казахстану сейчас придется столкнуться с серьезными вызовами. Если раньше идеология строилась вокруг Назарбаева, то сейчас нужно искать альтернативные точки консолидации нации и общества.

В этом смысле Таджикистану и Туркмении будет проще, потому что власть культивируется внутри семьи. Другое дело, что система переходит к более архаичным инструментам правления, которые были свойственны региону до прихода Российской Империи. Но, с точки зрения психологии и политической культуры, это может сыграть стабилизирующую роль. Например, в случае с транзитом власти от отца к сыну в Азербайджане в 2003 это помогло обеспечить внутреннюю легитимность и стабильность в стране.

— Когда Назарбаев привел к власти Токаева, многие говорили, что преемник недостаточно харизматичен, однако, оказавшись в критической ситуации, он смог сконцентрировать власть в своих руках. Ясно, что этому способствовала его политическая карьера… А когда мы говорим о сыновьях президентов в условиях культа личности, с какими они могут столкнуться проблемами при передаче власти?

— Конечно, тот же Рахмон был председателем колхоза и видел разную жизнь, а его дети выросли уже в совсем других условиях. С другой стороны, в нынешнем президенте Азербайджана Ильхаме Алиеве тоже многие сомневались, сможет ли он управлять страной так же эффективно, как его отец. А он, между тем, смог восстановить территориальную целостность страны и является одним из наиболее успешных глав государств постсоветского пространства.

Большой вопрос, насколько сыновья президентов смогут ответить на те риски, которые встанут перед ними в роли президента.

От Токаева тоже мало кто ожидал, что он может взять на себя всю ответственность за управление государством в такой сложный период, какой мы наблюдали в начале января, а он между тем пошел на очень решительные меры, не побоялся привлечь ОДКБ для стабилизации ситуации.

Многое будет зависеть от того, как приход к власти сыновей воспримут элиты. Например, в случае с Азербайджаном была команда Гейдара Алиева, которая продолжила работать с сыном, но через 2 года во время парламентских выборов произошел раскол и это стало вызовом для стабильности. Но костяк команды отца продолжил работать и поддерживать преемника. И Ильхам Алиев вышел победителем из кризиса.

— Насколько вероятны социальные потрясения в процессе транзита власти? То, что произошло в Казахстане, можно считать случайностью?

— По большой части, ситуация в Казахстане была совпадением различных событий. При этом Токаев смог использовать ее себе во благо, консолидировав вокруг себя власть. Он объяснил это тем, что в период кризиса он должен руководить силовыми ведомствами.

Кроме того, у нас есть туркменский опыт, когда без наличия преемника, в закрытом режиме удалось выбрать человека, который будет руководить страной после Ниязова. Причем силовики этому сильно способствовали.

В Таджикистане все не так однозначно, потому что помимо Рустама Эмомали есть еще дочка президента Озода Рахмон, которая с 2016 года руководит администрацией президента. Понятно, что в Центральной Азии политическая элита вряд ли поддержит женщину во главе страны, но амбиции у нее все равно могут присутствовать, что потенциально создает риски для раскола.

— То есть если в Казахстане в связи с январскими событиями все обсуждали племянников Назарбаева, то в Таджикистане заявить о себе может дочка?

— В Казахстане тоже обсуждали роль Дариги Назарбаевой. Она была спикером Парламента. В случае с Таджикистаном мы можем рассмотреть это как один из вариантов развития событий.

— История Таджикистана намного тяжелее истории Казахстана, если вспомнить гражданскую войну. Насколько велик риск, что в ходе транзита социальный взрыв среди таджикистанцев приведет к повторению трагедии?

— Исключать такое на 100% мы не можем, особенно учитывая границу Таджикистана с Афганистаном и сложную ситуацию в Горном Бадахшане. У Душанбе более тяжелая ситуация, чем у Казахстана в плане социально-экономических условий.

Таджикистан не обладает таким количеством ресурсов, чтобы оперативно создать фонд помощи малоимущим, чтобы экстренно гасить социальные кризисы.

В случае с Туркменией многое будет зависеть от того, насколько элиты будут готовы принять Сердара в роли нового лидера. В конце концов, Бердымухамедов все еще находится в хорошей физической форме, он часто появляется в СМИ в совершенно разных амплуа и никому не дает повода сомневаться в том, что его правление не закончится в ближайшее время.

В связи с этим возникают вопросы, зачем он продвигает сына сейчас, когда у него самого все хорошо. Туркмения закрытая страна, поэтому нам сложно сказать что-то с полной уверенностью, но, возможно, там есть некие группы, которые готовы заявить о себе после ухода Бердымухамедова.

— В случае передачи власти от отца к сыну, можем ли мы рассчитывать на какие-то реформы в этих государствах?

— Сложно судить… Например, Сердар начал свою политическую карьеру еще в те времена, когда отец был вице-премьером. Потом он учился в Дипломатической академии МИД России, затем в Женевском центре политики и безопасности… То есть кругозор у него должен быть шире, чем у отца.

Однако есть политическая культура, и если у Сердара будут попытки провести некую либерализацию в Туркменистане, не факт, что у него что-то получится. У его отца тоже были попытки реформ, но все они носили поверхностный характер. Он не смог перестроить государственную систему и просто использовал наследие Ниязова себе во благо.