О Михаиле Зощенко.

22 июля 1958 года русская литература и ее почитатели осиротели, не стало блестящего мастера прозы - Михаила Михайловича Зощенко, что шпагой и пером, защищал Отечество на фронтах Первой мировой и Гражданской, а затем пытался выхолащивать пороки человеческого бытия. Но, теперь ясно. Что несмотря на старание, как справедливо заметил Булгаков устами Воланда, резюмировавшего, люди за столетие совсем не изменились. В 20-х годах, пока большевики вели фракционную борьбу, деятелям искусства дозволялись различные эксперименты. Из творческого объединения "Серапионовы братья", к которому примыкал Зощенко, вышли прекрасные писатели - Вениамин Каверин и Константин Федин, оказавшиеся еще и порядочными людьми, что в суровые 30-е годы отказывались, рискуя многим, порочить своих коллег. После победы группы Сталина появились профессиональные союзы, в которых действовали жесткие ранжир и регламент, соответствующие заслугам перед обществом (читай властью), распределявшей блага и привилегии. Зощенко определили в средний класс, откуда не брали в Президиум, не печатали большими тиражами, несмотря на популярность автора (прибыль издательства государство не интересовала). В этом сообществе, большею частью присутствовали "попутчики", т.е. идеологически "сырой элемент", не желавший беззаговорочно поддерживать все начинания. Но самых талантливых по приказу Хозяина запрещалось превращать в лагерную пыль, исключение сделали для Мандельштама, что нанес в поэме личное оскорбление вождю. А вот издеваться не только было можно, но, это даже приветствовалось: запрет к печати, затем разрешение, недопуск на радио, что потом отменялся, заключение договора на перевод иностранной литературы, и почти сразу его аннулирование и т.д.

Человеку с заостренным чувством справедливости, высоким порогом чести и самоуважения, каковыми обладал Михаил Михайлович, подобная эквилибристика чиновников приносила страдания. Он, даже навострился в эпистолярном жанре, написав сотни жалоб. Но страшнее, чем знаменитое Постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград", для Зощенко стала эвакуация в Алма-Ату, повлиявшая не только на физическое, но и на психическое здоровье автора. В начале 50-х, когда стали уходить знакомые еще по Петрограду люди, а записная книжка с адресами и телефонами становилась, все тоньше из-за вырванных, теперь ненужных страниц, Зощенко почувствовал одиночество. Наступившая "оттепель", привлекла в искусство, новых авторов и темы, которые давались дозировано: правда о лагерной жизни или о прошедшей войне, глазами простых солдат. Прежние известные авторы уходили в тень, особенно те, кто не умел приспосабливаться. И некогда задиристый фельетонист совершенно потерял интерес к жизни.