«Непослушники» в «Монастыре»: как в российском кино показывают священников, матушек, грешников и церковную жизнь

Блудница в обители, раскаявшийся грешник, нечестивый поп — эти образы известны чуть ли не с раннего Средневековья. В последние несколько лет они стали возникать в российском кино все чаще. Чем церковные темы интересны нецерковным сценаристам и каким в современных фильмах и сериалах выглядит нынешнее православие?

Идиллическая кинофактура времен церковного возрождения — купола, колокола, одухотворенные лики — казалась анахронизмом уже в конце прошлого века. Но привычку смотреть на православных с умилением сохраняло кино нулевых — вспомним резонансный «Остров» Павла Лунгина, сериалы «Спас под березами» или «Батюшка».

Эти истории о покаянии, возрождении веры и восстановлении храма создали канон, отходить от которого было не принято, по крайней мере на государственном телевидении. В 2010-х возникло ощущение, что упоминания РПЦ на экране будто попали под негласный запрет; например Борису Хлебникову так и не удалось запустить сериал со своей трактовкой образа военного хирурга-священника Луки Войно-Ясенецкого.

Однако ракурс менялся, и сюжеты о церковной и монастырской жизни стали разнообразнее, как и сама эта жизнь. С развитием жанрового кино, сериалов и стримингов на экран проникли новые, не только положительные, православные персонажи. Не меняется только аура, непременно окружающая церковь в российском кино. Она остается особенным местом, по большому счету не принадлежащим к этому миру.

Храм и монастырь как традиционный сеттинг русского фильма

Алексей Балабанов в фильме «Я тоже хочу» использует лобовую метафору: Колокольня счастья, куда стремятся его герои, имеет земные координаты («где-то между Питером и Угличем»), но на деле эта руина в зоне повышенной радиации — портал в Царство Небесное. Туда добираются немногие, но и тех «берут» или «не берут». Буквально как в Евангелии: «Тогда будут двое на поле, один берется, а другой оставляется». В постапокалипсисе «Эпидемия» церковь — это тоже место не совсем земное; она остается незыблемой в летящем в пропасть мире, а вполне реалистичная сцена церковного венчания героев в финале первого сезона читается и как символ надежды на то, что будущее еще возможно.

Сюжет мистического сериала Владимира Мирзоева «Топи» отчасти совпадает с балабановским: его герои тоже отправляются за просветлением в «православный спа», далекий монастырь в Архангельской области, и тоже попадают в аномальное пространство, где все не так, как они ждали. Чудо там, тем не менее, происходит. Впрочем, если считать «Топи» иносказанием о современной России (есть и такое толкование), то образ заброшенного монастыря, где священник то творит чудеса, то считает деньги, то вешается, идиллическим точно не назовешь.

Церковь часто становится проводником комических моментов

Когда герой в фильме «Кислота» о современных двадцатилетних зовет друга в церковь, тот начинает откровенно ржать. А потом еще и подольет кислоту в крещальную купель, удрученный, надо полагать, тем, что все поиски себя в мире и мира в себе привели к такому банальному результату. Герои сериала о современных сорокалетних «Никто не узнает» посмеиваются над другом-музыкантом, который поет в церковном хоре и всерьез думает о монашестве: «Пойти в церковь, когда все нормальные люди туда уже сходили и вернулись обратно».

Но если для персонажей актуальной драмы церковь не самая актуальная локация, то в ландшафт народной комедии она вписалась прочно. Герои роуд-муви «Родные» едут по России, чтобы исполнить мечту серьезно заболевшего отца семейства (Сергей Бурунов) — жить ему осталось недолго. Колокольни мелькают в каждом втором кадре, но заветная цель не они, а Грушинский фестиваль. В монастыри герои заруливают по пути — пофоткаться, свечку поставить, перекусить в трапезной; проезжая Москву, обсуждают, не заскочить ли к Матронушке.

Сельская церковь — часть вступительной заставки ситкома о сельских приключениях городских стартаперов «Жуки», который четыре года идет на ТНТ. Постоянные участники эпопеи — местный блюститель закона и местный блюститель морали. Эпизод, где сельский священник (Виктор Бычков) велит загорающей в купальнике девушке немедленно одеться и пытается загородить ей солнце, стал вирусным, обеспечив сериалу успех в Сети. С попом, как и с ментом, в современной комедии никто не церемонится. Его то и дело настигают кары Божьи — то мячом по кумполу получит, то с велосипеда упадет, а то и с колокольни. Так же запросто обращаются с местным батюшкой и в ситкоме ТНТ о далеком северном городке Полярный — там протоиерей Фотий падает с балкона многоэтажки.

Церковь — идеальный сеттинг для комедии воспитания, где город встречается с деревней, а цифровая современность — с бородатой архаикой. Создатели кинохита «Непослушник» Владимира Котта имеют шансы повторить успех «Последнего богатыря» и «Холопа» без траблов с перемещениями во времени.

Зачем, в самом деле, отправлять современного раздолбая в прошлое, если можно сослать его в провинциальный монастырь? Тут тебе и вода из колодца, и чтение при лучине, и селфи-палкой особо не размахнешься — все условия для перерождения и духовного роста.

Грешники и грешницы без прихода

Массовое кино предпочитает предметные истории. Образ раскаявшегося разбойника оказался просто находкой для бесконечных боевиков, где герой — то бывший воин-интернационалист (Владимир Вдовиченков в «Искуплении» и Александр Лыков в мини-сериале «Спасайся, брат»), то бывший преступник (Егор Пазенко в «Настоятеле» и «Настоятеле 2» и Юрий Рязанов в «Герасиме»), — начав новую жизнь в Христе, вынужден вспоминать кое-какие боевые приемы. Обычно это герой-одиночка; церковь как собрание единоверцев, общину, приход в российском кино показывают редко. Можно вспомнить разве что драму Веры Сторожевой «Скоро весна» о монастырском подворье, приютившем раскаявшихся и не очень грешников, бывших заключенных и бродяг, которых единственной монахине Екатерине (Ксения Кутепова) приходится иногда вызволять из КПЗ.

Священника нет, храм только намечается, службу заменяет обряд прощения — как будто на подворье каждый день Прощеное воскресенье. Местный приход в «Чиках», кажется, единственное место в южном городке, где героинь не попрекают их прошлым. Девушку Марию (Настя Ивлеева в «Монастыре») православной, строго говоря, не назовешь; эта беззаконная комета, влетевшая сперва в мужскую, а потом в женскую обитель, даже не уверена, крещена ли.

Занятно, что, вроде бы олицетворяя в сериале типичную современную героиню — тусовщицу на иждивении у жены олигарха, этот образ восходит к тысячелетнему сюжету о попавшей в монастырь блуднице; он встречается в десятках раннехристианских житий. И роль у Марии такая же — подчеркнуть пропасть между падшим миром и чистотой монашеской аскезы и показать, что эту пропасть можно преодолеть. Это не столько характер, сколько типаж, из которого, впрочем, Ивлеева смогла сделать живого человека.

Священник

В отличие от блогера, вампира или инстаграмщицы, священник все-таки не герой нашего времени и на первый план выходит нечасто. Сериал «Отец Матвей» чуть ли не впервые в постсоветском кино сделал в 2014-м клирика не только главным героем, но и следователем — на общественных началах, конечно, на пару с соседом-полицейским. По сути, это процедурал, но помимо обычных детективных тут намечены даже кое-какие клерикальные коллизии: ссылка из Москвы в провинциальный приход, семейный конфликт на этой почве, претензии церковного начальства. Жаль, что все это утопает в елее, а заглавный герой (Владимир Калганов) при любых обстоятельствах остается носителем высоких идеалов и безупречной укладки.

Священник Фомин в «Дочери», пожалуй, больше других похожий на мятущихся патеров европейской кинодрамы 1950-х, сталкивается с тяжелейшим испытанием веры. Оказавшись лицом к лицу с убийцей собственного ребенка, он должен найти в себе силы увидеть в изувере человека. Отец Сергий в «Чиках» (Михаил Тройник) — тоже вроде раскаявшийся грешник, он лучше всех понимает героинь, начинающих жизнь с чистого листа. Он местный, плоть от плоти этой пестрой, щедрой и жестокой земли, которой теперь призван свидетельствовать о Царстве Небесном. Попробуй-ка духовно окормлять тех, кто зовет тебя Сережей, а не отцом Сергием. Он и правда, не претендуя на роль отца, берется выручать и подставлять плечо как друг и брат.

А вот иеромонах Варсонофий в «Монастыре» — как раз любящий отец и добрый пастырь. Он из тех, к кому через полстраны едут за советом. Однако герой Янковского не ясновидение демонстрирует, а способность услышать всех и о каждом внимательно молиться. Энергия этой молитвы ощущается физически: кажется, этот человек давно победил страсти и неуязвим для соблазна. Ну на что тут рассчитывать наивной искусительнице, пытающейся залезть в его кровать? Но так ли это? Кто из них наивнее? Кому больше нужны покаяние и прощение? И бывают ли в этой битве окончательные победы?

Отец Петр в «Конце света» — герой не самый главный, но очень важный. Скромному настоятелю чертановского храма выпадает то, от чего во все века зарекались пророки и святые — жить в последние времена среди людей, скандирующих «Мы здесь Бог» и признающих только силу. Он, на первый взгляд, не герой и не подвижник — просто хороший, честный человек, что в наше время и есть подвиг.