Зал ожидания / Часть 1 (по причине ограничения кол-ва символов)/

(Уменье жить, как дар, дано.

….

Бежать по лезвию ножа,

Отбросив все сомненья.

Упасть, колени ободрав

И душу, подняться.

Без сметенья

Бежать вперед

Без страха, что порежешь ноги)

Отъезд - всегда волнительное мероприятие. Вас начинают разрывать совершенно противоречивые чувства и ощущения. Очень не хочется расставаться с окружающими длительное время вас вещами, но предвкушение чего-то нового, необычного манит и настораживает.

Постоянные, важные еще недавно заботы и дела кажутся уже и не такими необходимыми.

Вы судорожно вспоминаете, всё ли сделали. Убрали с лоджии бельё, которое вчера постирали? Закрыли форточки, чтобы никакая птичка или летучая мышь не залетела или соседская кошка не принесла крыску? Взяли документы, удостоверяющие личность и необходимые для проезда? Посидели на дорожку? Да, надо не забыть закрыть унитаз и поставить пробки в раковины и ванну, а то вода из сифонов испарится и помещение наполнится непереносимым смрадом. Пыль, пыль под ванной не вытерта. Впрочем, это уже забота других.

Вас обуревает мандраж, переходящий в спокойствие, которое сменяется треволнением.

Открывается неведомый портал, почти невидимое дрожание воздуха, и как будто вы здесь и уже не здесь. Сейчас пройдет мгновение, и вы окажитесь в Зале Ожидания.

В голове мелькает вопрос: Зал ожидания — это место или состояние души?

В большинстве вокзалов Зал Ожидания расположен выше уровня земли — на уровне перрона, с которого легко шагнуть в поезд, который ждет отправления.

Вы заходите в двери вокзала и по каменным, чуть стертым подошвами прошедших до вас людей ступеням поднимаетесь вверх. В зависимости от возраста и состояния здоровья вы либо преодолеваете подъем легко и непринужденно, либо опираетесь на отполированные прикосновением тысяч рук поручни перил, украшенных причудливыми завитушками, на которые хотелось бы любоваться и получать наслаждение от красоты их линий.

Преодолев ступени, вы оказываетесь перед множеством дверей. Двери на перрон к платформам поездов дальнего следования и электричек — поездов местного сообщения. У дверей в вокзальный ресторан стоит небольшая очередь, а двери в кафе постоянно открыты. Вот вход в комнату «Матери и ребенка», там располагаются пассажиры с грудными детьми. Двери в залы ожидания №1, №2, №3. Вы следуете мимо этих дверей и неожиданно в глухом углу упираетесь в огромную двустворчатую трехметровую дубовую дверь. Расстояние до неё настолько мало, что вы не можете охватить её взглядом целиком, только отдельные детали. Дверь отделана потускневшими бронзовыми накладками. Из двери выступают огромные львиные лапы, изготовленные из черного блестящего металла. Они совершенно не сочетаются с бронзой накладок и замков, но завораживают своим темным блеском. Лапы держат витые стержни из красного-красного дерева. При ближайшем рассмотрении видно, как каждый коготь глубоко впивается в дерево и эти места светятся голубоватым светом.

Вы толкаете дверь перед собой и попадаете в Зал Ожидания. Но этот Зал чуть-чуть, самую малость, иной, не такой, какой вы ожидали увидеть.

Ваш взгляд сразу устремляется к светящемуся проему на противоположном конце зала. Из-за яркого света вы можете различить только силуэты выходящих людей.

Через пару мгновений глаза устают смотреть на яркий свет, и вы устремляете свой взгляд в сумрак высоких сводов потолка. Именно оттуда идет постоянный монотонный гул.

Люди, расположившиеся на массивных деревянных скамьях, покрытых черным лаком, очень тихо, почти шепотом разговаривают между собой. Слова слышны только собеседнику, но отдельные звуки как мотыльки поднимаются вверх к сводам, трепыхаясь крылышками, бьются о невидимую поверхность, и этот шум плотным ровным потоком опускается вниз.

Изредка звякнет и зальется трелью на мраморном полу монета, выпавшая из кармана, или колокольчиками зазвенят ключи, находящиеся в связке друг с другом.

Постоянный гул создает впечатление ватной тишины, все ровно, однообразно, без эмоций.

Даже смех раздается беззвучно.

Несколько скамеек посреди зала занимают молодые офицеры, лейтенанты. Они несколько дней назад получили новые погоны. Чувство достигнутой цели, ощущение некой свободы и предвкушение предстоящей командировки превратило их в беспечных курсантов-первокурсников. Они смеются, балагурят, дурачатся, проводя время за игрой в карты. Играют в «Дурака», подкидного. У их ног трется рыжий кот с белой грудкой и белыми лапками. У кота удивлённые близко посаженные глаза, он внимательно рассматривает всё вокруг, как будто только что увидел мир. Один лейтенант берет кота на руки и гладит. Затем поднимает вверх и кричит на весь Зал:

«Граждане-товарищи, чей кот?»

Молчание, все заняты собой или разговором с собеседником.

«Смотрите, это Орион. С него кто-то снял пояс со вселенной. Чей кот?»

Несколько человек обернулись. Кто-то пошутил: «Опять инопланетяне перепутали. Им в другое полушарие».

«Третий раз вопрошаю. Чей кот?» - кричит лейтенант, а затем обращается к коту:

«Не признали тебя. Отреклись. Поедешь со мной, и будет у тебя теперь позывной «Студент».

Лейтенант недавно прочитал, неведомо как к нему попавший, томик Чехова и фраза из рассказа «Студент» бередила ему душу.

«— Если помнишь, во время тайной вечери Петр сказал Иисусу: «С тобою я готов и в темницу, и на смерть». А господь ему на это: «Говорю тебе, Петр, не пропоет сегодня петел, то есть петух, как ты трижды отречешься, что не знаешь меня.»

А еще врезался в память последний абзац:

«А когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только 22 года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла.»

Еще один офицер вальсировал с девушкой. В узком пространстве они кружились, тесно прижавшись друг к другу, стараясь не задеть чьи-нибудь ноги или вещи. Музыка звучала у них в наушниках и была слышна только им. Музыка закончилась, они остановились, но не разжали объятья. Девушка громко смеялась.

Сидевший недалеко старикашка тоже засмеялся и погрозил им пальцем. Девушка, вроде бы прекратившая смеяться, прыснула и залилась смехом вновь. У старикашки вид был импозантный и дюже смешной. Длинные волосы закрывала маленькая черная шапочка, седая борода опускалась на отвороты мехового тулупа и сливалась с овчиной, а на ногах красовались огромные белоснежные валенки в черных галошах.

Старикашка вновь погрозил длинным кривым пальцем и произнес:

Корнет Вам голову закружит,

Как снежная метель, завьюжит,

Оставив сон и грёзы.

А сам умчится на коне в снега,

Вбирающие кровь и слезы.

Туда, где сталь звенит,

Картечь свистит - сияет Слава.

Туда, где горн поёт, на битву созывая

Сынов отечества...

****

В Зале все скамейки заполнены, свободных мест нет.

Мальчик в клетчатой рубашке и шортах с лямками крест накрест сидит и качает ногами. Он ждет маму. Она куда-то ушла утром, и её до сих пор нет. У него постоянно слетает с ноги синий сандалик, и ему приходится вставать, поднимать его и надевать на ногу. В момент, когда он слезает со скамейки, пояс под шортами, к которому прикреплены светло-коричневые чулки, чем-то царапает ему ногу. Ему больно, но ничего он поделать не может. Мальчик повторяет про себя наказ матери: «Запомни, если что-то случится, если к тебе придут врачи, сразу говори «У меня реакция на пенициллин».

Периодически в глазах мальчика появляются слезы. Он напевает про себя:

«Вот солдаты идут

Стороной незнакомой,

Всех врагов разобьют

И вернутся до дома,

Где задумчивый сад

И плакучая ива,

Где родные леса,

Где родные леса

Да широкая нива.»

Закончив петь, мальчик замолкает на секунду и затягивает снова:

«Враги сожгли родную хату,

Убили всю его семью...»

Рядом с мальчиком сидит молодая женщина. Её медные волосы волнами падают на плечи. Изумрудные глаза прикрыты. Она погружена в себя, её ничего не волнует. Красный плащ расстегнут. Огромный живот не позволяет застегнуть плащ — она скоро должна родить девочку.

Через скамью сидит старушка в синих матерчатых брюках и белоснежной блузе с кружевным воротником. Длинные седые волосы на голове старушки скручены в аккуратный пучок. Губы накрашены ярко красной помадой. Хотя её морщинистое лицо покрывает румянец, видно, что она очень больна. Мужчина, вероятно её сын, держит перед собой книгу. Он читает ей вслух. Но старушка просит его прерваться, она вспомнила, что не сделала запись в журнале. Большой синий журнал в синей коленкоровой обложке лежит у нее на коленях. Журнал раскрыт, и она, одной рукой придерживая возле глаз очки со сломанной дужкой, другой рукой пишет на клетчатом листе одиннадцатого формата.

На верху страницы четким почерком черной пастой написано: «19.02. - Укол Инна.»

Ниже: «20.02; 21.02; 22.02.; 23. 02 — обезболивание. 26.02 — укол.»

Она торопится побыстрее написать, чтобы продолжить слушать чтение. Сын с женой после работы заехали на пару часов. Невестка поставила очередной обезболивающий укол, а сын читает книгу.

На листе появляется:

«27.02. Галина Ивановна пригласила священника. В 13-00 пришел отец Дмитрий. Читал молитвы к исповеди и причастию. Исповедал и причастил. Слава Богу! Галина прочитала все каноны к исповеди и начало последования к причастию, а перед этим 2 дня голодала.

Бужирование»

Запись закончена, журнал закрыт. Можно продолжать чтение. Сейчас они заканчивали «Гонец из Пизы» Веллера. В книге рассказывалось о тяжелом переходе, совершенном крейсером «Аврора» в конце ХХ века из Санкт-Петербурга в Москву. Оставалось несколько страничек. Следующая книга была «Всё о жизни».

Делая вид, что от кашля у него навернулись слезы, мужчина начал читать:

«Эпилог.

Владимир Владимирович Путин прошел в президенты. Какие следствия имело это для России – все знают.

– Мы сделали все, что могли. Видит Бог, – сказал Ольховский.

– Чуть больше, – сказал Колчак.

На следующий же после выборов день к Авроре был подан ледокольный буксир Суворов. В Речпорту их под завязку заправили топливом. Обратный путь прошел знакомым маршрутом без всяких приключений. Всем хотелось домой.

Буксир прокладывает путь, – писал Иванов-Седьмой. – Льдины шуршат вдоль бортов. Мороз-воевода дозором обходит владенья свои. Но уже весна, и солнце светит ярко. Это символично.

Проходя Свирь, высвистали по рации Егорыча, перезимовавшего дома...»

Свирь вызывает у нее улыбку. Она родилась на Свири.

****

Архитектор вокзала в правой стороне зала расположил ряд сдвоенных прямоугольных колонн, за которыми находятся окна. Окна огромные, они начинаются от самого пола, а для того, чтобы рассмотреть фрамуги, из которых льется чистый воздух, наполняющий зал морозной свежестью, надо запрокинуть голову и придерживать шапку, чтобы она не упала.

Свет из окон ударяется в колонны и рассеивается, создавая полумрак, но над каждой скамьей на длинных шнурах, спускающихся из темноты сводов, висят лампы с тарелкообразными плафонами. Лампы ярким пятном выхватывают лица людей, сидящих на скамейках.

Между колонн, усевшись на брошенные на полу рюкзаки, расположилась группа молодых людей. Молодой человек берет гитару, берет несколько аккордов и начинает петь.

Звучание струн гитары и голос молодого человека плавно несутся по залу, не вызывая ни у кого раздражения.

На мотив венгерской «Девушки с зелёными волосами» от поет:

Меж гор, лесов течёт река,

У той реки есть берега.

Друг друга любят те берега,

Но между ними течет река.

Девушка, сидящая рядом с ним, наклоняется к нему, кладет руку на струны и, заглядывая в глаза, шепотом произносит:

-Пожалуйста. Блока.

Молодой человек откидывает голову назад и устремляет взгляд вверх. Его длинные кудрявые волосы падают на лицо девушке и обнажают смешные, торчащие в разные стороны бакенбарды. Девушка смеется. Молодой человек не прекращая играть, поет:

Девушка пела в церковном хоре

О всех усталых в чужом краю,

О всех кораблях, ушедших в море,

О всех, забывших радость свою.

Девушка и остальные молодые люди подхватывают:

В жизни всё как в пути.

Свет зовет вперед нас идти.

Свет зовет нас идти.

Это свет мечты.

***

Услышав песню, в дверях зала остановилась молодая пара. Юноша в синем джинсовом костюме и девушка в бордовом вельветовом брючном костюме. Ему надо спешить. Поезд скоро отходит, но минутка ещё есть.

Из зала звучит музыка и веет теплом. Юноша и девушка выглядят уставшими. Они замерзли.

В кемпинге отопления не было. Ночью, даже под двумя тяжелыми одеялами, они не могли согреться и дрожали не от страсти, а от холода. Весь день они гуляли по набережной вдоль моря. Весь день дул сильный ветер и летел снег. Огромные снежные хлопья сменялись мелкими горошинками, которые моментально таяли от первомайского солнца, появлявшегося на синем небе между мчащихся черных туч и белых облаков. Солнце слепило глаза не только своим сиянием в небе, но и отражением в лужах на асфальте. Они ежились и вспоминали жаркий летний день три года назад. День, когда они, шестнадцатилетние, только познакомились. Тогда они шли, держась за руки по набережной, но это была набережная реки. Шли и болтали ерунду.

«Ты бы кем хотела быть? Я бы хотел быть англичанином. Горбатым принцем с белой розой на черном коне.»

«Нет. Англичане какие-то простенькие. Я бы хотела быть испанкой. У них очень красивые платья, особенно прекрасны воротники».

Она была католичкой, и испанцы ей были близки ещё по этой причине.

Тогда они были знакомы три дня, и всё закончилось. Теперь, через три года, знакомство возобновилось, но они виделись по несколько дней через месяц, а то и два. Перелеты, переезды...

Сейчас девушка дрожала не от холода. Её сотрясали беззвучные рыдания. В волосы, осветленные перекисью водорода и завитые на мелкие бигуди, попала алая губная помада и черная тушь, размытые слезами, и юноша пытался вытереть эти ненужные краски.

Он пытался отстранить её, чтобы заглянуть своими голубыми глазами в её потемневшие, как воды Балтики, синие глаза, но она прижималась к его губам, оставляя вкус соли.

Он её успокаивал и посмеивался:

-Ну что ты! Всего месяц. Через месяц ты приедешь.

Но она мотала головой и продолжала беззвучно рыдать.

Она знала. Не предчувствовала, не предполагала. Она знала, что они больше не увидятся.

-Пора, скоро поезд.

Через полвека они войдут в Зал Ожидания, скользнут глазами и не узнают друг друга.

А сейчас они отправились на перрон.

***

Так пел ее голос, летящий в купол,

И луч сиял на белом плече,

И каждый из мрака смотрел и слушал,

Как белое платье пело в луче.

***

В жизни всё, как в пути.

Свет зовет вперед нас идти.

Свет зовет нас идти.

Это свет мечты.

***