Позволю себе изложить факты, раскрывающие взаимоотношения в нашей семье.
Одним из ключевых моментов, который оказал разрушающее действие на нашу семью, стал категорический запрет со стороны Ольги (моей жены) сообщать о своей беременности моим родственникам. Свою мать она поставила в известность в тот же день, когда беременность нашим сыном Ярославом подтвердилась. Мне было запрещено сообщать об этом моим родным (матери, сестрам и братьям). Это решение мотивировалось Ольгой тем, что она не хочет, чтобы о ее беременности было известно другим людям, а мои родные могут об этом факте рассказать посторонним. Я подчинился её требованию и не рассказывал родным о беременности Ольги. Я говорил жене, что меня удивляет и унижает такое отношение к моим родным, что это задевает мою честь и гордость будущего отца. Однако, она настаивала на своем запрете, и я подчинился. До сих пор не понимаю, чем заслужил такое холодное, равнодушное отношение к себе непосредственно и через выражение негативного, презрительного отношения к моим родным и близким.
01 января 2011 года к нам приехали мои родные (мать, старшая сестра с мужем и детьми). Я в это время спал, так что о развитии отношений знаю только со слов Ольги и родных. Ольга не пустила их в дом дальше порога и вела себя очень холодно, что отметили все гости. Гости были вынуждены покинуть наш дом. Мама была удивлена таким холодным приемом и поставила меня об этом в известность телефонным звонком.
Ольга мотивировала свою холодность тем, что у неё случились неприятности по хозяйству, а гости не поинтересовались ее самочувствием, и отметила, что моя мама не имела права мне звонить и рассказывать эту ситуацию, чтобы не вносить раздор в нашу семью.
После 01 января 2011 года мои родные и близкие не имели возможность посещать наш дом. Они стремились сохранить внутрисемейные отношения, найти причины конфликта, негативного отношения Ольги ко всем родственникам без разбора.
16 апреля 2011 года моя старшая сестра, мама и жена старшего брата попросили приехать в гости для решения затянувшегося конфликта, так как Ольга препятствовала общению нашего сына Ярослава с родными с моей стороны, не давала мне возможности ездить в гости к родным с нашим сыном.
Ольга дала согласие на их приезд. Однако, затем обозвала их, в том числе используя грубую и иммотивную лексику, выгнала их из дома с криками «Пошли вон!». На вопрос, в чем причина такого негативного отношения ответила, что не обязана отчитываться пред ними, что ей не нравится их внешность и образ жизни.
С 16 апреля 2011 года мои родные не имеют возможности встречаться с нашим сыном, а я по-прежнему не имею возможности выезжать с сыном в гости.
С целью предотвращения развития конфликта я старался терпеть унижающий меня запрет на поездки с сыном и отсутствие возможности пригласить в ости родных. В это же время мать Ольги – Голубева Антонина Михайловна периодически приезжала к нам в гости, проживала у нас по несколько дней, мотивируя это тем, что она приезжает к Ольге и Ярославу (а, следовательно, мое мнение по этому поводу не имеет ни малейшего значения).
Любые попытки начать разговор о том, что отношение Ольги к моим родственникам унижают, оскорбляют меня, причиняют серьезный моральный дискомфорт и являются основной причиной того, что мы не можем наладить семейные отношения, приводили к всплеску негативных эмоций со стороны Ольги. Ольга обзывала моих родных грубыми словами (пьяницы, воровка и проститутка (в отношении моей младшей сестры)). Попытка объяснить Ольге, что ее поведение выходит за рамки допустимого ни к чему не приводили. У меня оставалось два сценария поведения:
1) покинуть на время дом, в надежде, что Ольга успокоится, и мы сможем спокойно обсудить ситуацию (мне приходилось вечером, ночью уходить на улицу и какое-то время проводить там)
2) подчиниться ее требованию и продолжить изоляцию нашей семьи и нашего сына от моих родственников.
К сожалению, первый сценарий не давал результатов, так как любое упоминание проблемы с моими родными приводило Ольгу в негативное эмоциональное состояние, и всё начиналось снова (с постоянными словесными оскорблениями моих родных и близких со стороны Ольги). К этому добавилось язвительное, оскорбительное высмеивание моих попыток избежать решения конфликта на фоне всплеска негативных эмоций жены.
Если по каким-либо причинам (например, потому что мне было нужно готовиться к работе на следующий день) я оставался дома, Ольга применяла тактику негативных реплик: убегала в другую комнату, затем появлялась в комнате, в которой я работал, бросала оскорбительную фразу в отношении меня или моих родных и опять убегала. В таком типе общения не было возможности начинать конструктивный диалог и его целю, судя по всему, было не попытка Ольги искать решение проблемы, а желание причинить мне моральные страдания.
Мною были сделаны многочисленные попытки в периоды, когда Ольга успокаивалась, показать возможные пути решения нашего конфликта. Например, при просмотре фильма со сходной или аналогичной ситуацией, я комментировал сюжет фильма и отмечал, что вовлечение родных во внутрисемейный конфликт недопустимо, что пренебрежительное отношение жены к матери сына пагубно сказывается на семейных отношениях и причиняет боль сыну, который вынужден выбирать между интересами матери и жены.
Так же я поднимал темы о семейных отношениях в православии, в целом о православной этике и морали (умение прощать, проявлять милосердие и добродетель и т.д.).
Пытался скрепить семью через общие интересы, в том числе, старался сделать нашу жизнь разнообразнее, обязательно совершая летом семейные поездки (в Макарьевский монастырь, в Москву в театр Моссовета, в Казань в аквапарк) и т.д.
Все попытки выйти в плоскость решения конфликта: через устранение его причин через прощение ошибок, совершенных другими людьми, через поиск компромиссов (например, из 365 дней в году просил подарить мне 4 дня: два раза позвать гостей, два раза съездить с сыном в гости). оказались неудачными.
Затянувшийся конфликт, из-за которого я проживаю в ситуации постоянного стресса, моральной подавленности, унижения моих прав как отца нашего ребенка и прав человека, проживающего в нашей квартире, так и не был решен.
Попыток устранения конфликта со стороны Ольги не предпринималось. Если её что-то не устраивало, она брала нашего сына и, не выясняя моего мнения по этому поводу, уезжала к матери, тем самым демонстрируя пренебрежительного отношение к моим отцовским правам. Эти манипуляции мною, основанные на моей любви к сыну, к сожалению, прочно вошли в поведение Ольги. Теперь мне остается только молчать, в противном случае меня лишают общения с сыном (как, собственно, и сейчас).
Показателем того, что конфликт не будет решен, стал запрет на встречу с нашим сыном с моим средним братом Алексеем и его женой Лилией, которые имеют возможность приезжать в гости только раз в году, так как проживают в Амурской области. К ним Ольга не имеет претензий, но встречу все равно запретила.
Из этого я сделал окончательный вывод, что желание Ольги изолировать меня и нашего сына Ярослава от родных и близких с моей стороны переросло в болезненное, навязчивое состояние.
Один из вариантов решения состоял в серьезном, бескомпромиссном разговоре. Разговор, как всегда начался со словесных оскорблений Ольгой моих родственников. Я предупредил Ольгу, что ее слова унижают и оскорбляют меня, и я настоятельно её рекомендую не говорить плохо о моих родных, а обсудить наши взаимоотношения.
С целью исключить возможность используемой Ольгой манеры разговора, состоящей в постоянном обрыве контакта (уход в другую комнату) и, следовательно, отсутствии диалога, я положил Ольгу на диван и удерживал её за плечи и воротниковую часть одежды (подчеркиваю, что за горло я жену не брал ни с целью удушения как она заявляет, ни с целью удержания, думаю, что медицинское освидетельствование (надеюсь, оно есть) показывает, что следов, оставляемых пальцами при нажатии на горло у Ольги не обнаружено).
К сожалению, это вызвало у жены серьезный эмоциональный всплеск, переходящий в истерическую реакцию (неестественно расширенные зрачки, бессвязная речь, состоящая из оскорбительных слов и завываний). Для прекращения истерики я нанес Ольге две пощечины по левой щеке и отшлепал её ладонью по левой ягодице. Подчеркиваю, что удары наносились исключительно ладонью, что должно быть подтверждено медицинским освидетельствованием. Это привело Ольгу в чувство, после чего я продолжал её мягко, но крепко удерживать (прижимая ноги корпусом своего тела и удерживая руками плечи) для того, чтобы довести разговор до конца. В разговоре я призвал её перестать словесно оскорблять меня и моих родных и близких и вместо обвинений попробовать найти возможные варианты решения нашего затянувшегося конфликта и поискать компромиссы.
Как затем я узнал, Ольга в детском саду рассказала воспитателям, что я угрожал ее жизни и наносил ей побои ногами. Опять таки, медицинское освидетельствование должно показать, что типичных ударов ногами (в позиции лежа, это удары по корпусу и рукам) Ольге нанесено не было.
Я понимаю, что нанесение физического воздействия другому человеку, это крайняя мера, но подчеркиваю, что в данном случае физическое воздействие не было направлено на нанесение увечий и не несло угрозу для жизни, а было направлено на предотвращение нервного срыва.
В настоящее время, я не имею возможности общаться с сыном. Ольга и ее мать изолируют его от меня. Это, я так понимаю, очередная попытка манипулирования, унижения и причинения моральных страданий. К слову, попытка удачная.
